Говорил однажды отец, сидя за вечерним столом в деревенской уральской избе: «Они родились в один день. С разницей в четыре года. Такое, пишут, бывает один случай на миллион… Специально точно подгадать было невозможно. Тем более Олег-то „начинался“ именно здесь… Да. В лесу за Спиридоновским покосом… Специально ездить „делать“ Лену сюда же через 4 года в тот же день?.. Да и мне через четыре года отпуск-то летом – не помню, почему, – и не дали. Редко бывает, но не дали! Так что сестренку Олегу „догоняли“ во Фрунзе… Но, конечно, очень хотелось, чтобы дети родились в один день»…
Свое первое дальнее путешествие я совершил, когда мне исполнилось четыре месяца. Очень уж хотелось отцу порадовать свою мать – в кержацких семьях именно мать глава родового клана, всегда старше мужа – рождением первого внука от её младшего, восемнадцатого сына…
Когда Николай и Клара Копытовы со своим четырехмесячным лялькой садились в поезд, в ноябрьском звонко-прозрачном воздухе города Фрунзе летали последние, тоньше тонких, осенние паутинки, приятное всему живому солнце, нежаркое, остывающе-теплое – ласкало крыши и стены каменных домов, деревья с остатками листьев на головах млели от счастья в неге поздней, отнюдь не последней на Земле осени. Скоро деревьям спать – а затем снова становиться молодыми… Сверкали чистыми окнами троллейбусы и «Москвичи» с «Победами», солнечные блики беспечно скакали по городу…
В конце ноября 1963 года в деревне Малый Сулай Юрлинского района Пермской области мела метель. Большие березы возле баньки Петра Копытова казались от ствола до мельчайших ветвей чёрными, стонали от ветра и стужи. Отворишь дверь – из сеней в избу врывался густой морозный дух и не скоро замирал в маленькой кухоньке рядом с русской печью…
Ехать нужно было так. Двое с половиной суток – от Фрунзе до Свердловска. Затем – ночь на поезде от Свердловска до Перми. Здесь у Николая Копытова многочисленные друзья и родственники, можно за пару дней паровозную усталость снять… Далее – электричкой до станции с удивительно художественным именем Верещагино. От неё – сто километров пути автобусом до столицы Коми-Пермяцкого округа городка Кудымкара… Тут уж как повезет. Если сразу сподобится попасть на автобус в Юрлу – ещё ничего. Если на следующий день – придется ночевать на автовокзале, похожем на железнодорожную станцию, где днем – скука непролазная и удивительно своеобразный запах пермских автовокзалов, какой-то невинно-затхлый, если хотите; а ночью здесь клопы…
От Юрлы, если к брату Николая Илье на сутки-другие не завалиться, можно прямо в Малый Сулай на телеге… Только телегу трудно достать. Тогда ждать, когда пойдет единственный автобус в Дубровку, село дальнее, но относительно большое, там даже школа есть (в неё-то Колька Копытов семь лет бегал). Сойти километров за пять до Дубровки – и направо через лес-тайгу с розовыми лесными гвоздичками и кустами жимолости по бокам тропки километра два…
Совсем нетрудно предположить, как трудно было решиться матери на такую поездку. Но – что делать! Во-первых, отпуска по уходу за ребенком тогда в СССР были всего шесть месяцев. Скоро ей снова нужно было идти работать в свою контору на хлопкопрядильной фабрике. Меня – в ясли. Естественно, фабричные. Во-вторых… Баба Аня так до конца жизни и не простила матери того… что Колька, последний её сын, который должен, обязан, иначе быть не могло в кержацких семьях! – остаться при родителях, – уехал, да еще и не в Кудымкар или Пермь, а вообще, как считала баба Аня, в чужую страну… Хир.. Хирхизию – противно такие слова говорить!.. При чём здесь Клара? А ни при чём! Виновата и всё!.. Да ещё имя нерусское. Все они нехристи!.. В-третьих, поехать с четырехмесячным ребенком из тепла в метель и стужу, на десяти перекладных, к злой свекрови, наверное, мать заставило и то, что семя, из которого проклюнулся я, было брошено в неё в уральском бору…
