В первых числах апреля 1890 года от рождества Христова в сибирском городе Томске творился хаос – впрочем, как это всегда в девятнадцатом веке бывало по весне.
А именно: речушка Ушайка, протекающая через город, разлилась и топила Сенную слободу, почти подступая к ресторану «Славянский базар», что одинокой красной кирпичной башенкой торчал на берегу – аккурат в том месте, где вредная речушка впадала в Томь. Обыватели Сенной слободы, собравши в узелки нехитрый скарб, ютились на чердаках и крышах своих бревенчатых домишек – оттуда их снимали полицейские, подплывая на лодках. При этом, в той же Сенной слободе, несмотря на обилие воды, ухитрился приключиться еще и пожар. Как вы понимаете, в ситуации, требующей героического преодоления обстоятельств, непременно должен явиться миру герой – и он, разумеется, явился.
– Вот он! Сам Мараулов! – восторженно прошептал приличного вида старичок, и, снявши картуз, приготовился поклониться почтительнейше.
Его внучки, две симпатичные юные барышни, с любопытством созерцали означенного Мараулова. То был видный, бравый мужчина с аршинными черными усами, торчащими строго параллельно земной поверхности: правый ус – направо, левый ус – налево. Сверкая форменными пуговицами мундира, он любезно кивнул в ответ на почтительный поклон старичка и, ступая по скрипучим половицам деревянного тротуара, вошел в дверь полицейской управы города Томска.
– Орел! – старичок потряс пальцем в воздухе. – Видал его вчерась, как на пожар ехал. Повозка летит, а он в ней стоит, а за ним конные пожарные скачут, вроде как эскорт! Ну, прям патриций в Колизее, ни дать ни взять!
– Да уж, куда там, патриций, – хихикнули девушки.
– А патриций и есть: ни перед кем не гнется! – старичок поднял палец. – Кухтерина-миллионщика, и того не боится! Кухтерин-то раз кассиршу обидел в театре по пьяни, пощечин ей надавал – так Мараулов его, как босяка последнего, в участке продержал, а потом заставил кассирше той аж тыщу рублей заплатить, за обиду – каков?!
– Хм, – хором отвечали барышни, заинтересованно глядя в спину уходящего «патриция».
Меж тем, в полицейской управе…
– Итак, пожар в Сенной Слободе потушен, – констатировал полицмейстер г. Томска, постукивая пальцем по стопке исписанной бумаги.
– Так точно, я же написал об этом служебный рапорт, – отвечал ему Мараулов.
Тут надо пояснить, что Павел Петрович Мараулов был по должности помощником полицмейстера. Потом он будет и полицмейстером, но это будет несколько позже. А пока….
– Я читал, – полицмейстер пытался выглядеть строгим, но не удержался и хихикнул. Смех душил его; взявши со стола канцелярский документ о потушении пожара, он прочел вслух с выражением:
– «Море огня бушевало, крики спасавших свое имущество, команды брандмейстеров – все это сливалось в один гул. По крышам, объятым пламенем в густом дыму , мелькали каски пожарных, языки огня и дыма охватывали работавших, от жары трещали головы, от едкого дыма резало глаза. Пожарные работали в самой гуще огня, редко обливаемые водой… Кто выскакивал из пламени, кого ударило доской или отвалившимся бревном… Это был сущий ад. А пожарные продолжали работать, исполняя свой долг до самоотвержения, несмотря на получаемое ими маленькое содержание, рискуя ежеминутно отправиться к праотцам и забывая совсем себя, они надеялись, что если умрут, то семьи их будут обеспечены городом, что жизнь их застрахована от всяких случайностей…»
– Точно так-с, именно так и было – подтвердил Мараулов.
– Павел Петрович, да вы поэт, батенька! – всплеснул руками полицмейстер. – Такой штиль, да в канцелярском документе – каково! ей-Богу, поэт!
