Сердце билось с такой бешеной силой, что казалось, рёбра вот-вот треснут. Холодный пот липкими струйками стекал по спине, мурашки табуном пробегали по коже. Я судорожно сжимала кулаки, ногти впивались в ладони, оставляя глубокие красные полумесяцы. Резкий, стерильный запах дезинфекции, обычно едва заметный в кабинете доктора Робинса, сегодня буквально душил, вызывая приступы тошноты. Белый свет ламп казался нестерпимо ярким, резал глаза, усиливая головокружение. Время тянулось невыносимо медленно, каждая секунда отдавалась болезненным ударом в груди. Внешне я старалась сохранять спокойствие, но внутри был хаос.
«Боже, ну почему я? Что я сделала не так в этой жизни?! Я ведь старалась быть хорошей, правильно питалась, занималась спортом… За что мне эта проклятая болезнь? Это так не справедливо!» – слёзы жгли глаза, но я изо всех сил старалась сдержаться, сглатывая подступающий к горлу ком.
Взгляд невольно метнулся к доктору, но я тут же отвела глаза, боясь увидеть в них подтверждение своих худших опасений. Сегодня он должен был объявить окончательное решение, от которого зависела моя жизнь. Мне всего двадцать пять. У меня столько планов, мечт… А вместо этого – третья стадия сердечной недостаточности.
Год назад, на обычном, рутинном медосмотре для работы, мой мир рухнул. Одышка, головокружение, постоянная, изматывающая усталость. Я упрямо списывала всё на стресс, на бешеный ритм Нью-Йорка, на эту вечную гонку за успехом. Думала, просто выгорела. Нужно отдохнуть, взять отпуск… Но нет, оказалось, моё сердце сломалось. Буквально.
Я заставила себя сделать глубокий, дрожащий вдох, прежде чем спросить, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Ну что скажете?
Мне жизненно необходим донор со здоровым сердцем, которое всё ещё бьётся в чьей-то груди. А это ведь не почка и не фрагмент печени, которые можно пересадить от живого человека. Моя редкая, первая отрицательная группа крови ещё больше ограничивает круг потенциальных доноров, делая поиск невероятно сложным.
Год, проведённый в национальном листе ожидания, был для меня вечностью, полной надежд и разочарований. Я была пятой в очереди, но благодаря помощи доктора Робинса, и, конечно, значительной сумме денег – мне пришлось продать квартиру, унаследованную от родителей – меня передвинули на второе место. Человеку, который был передо мной, повезло – ему провели трансплантацию. Теперь моя очередь. Но когда она наступит?
Каждый звонок из клиники заставлял сердце замирать от надежды, которая тут же обрушивалась в пропасть отчаяния, когда оказывалось, что донор не подходит. То группа крови не та, то размер сердца слишком большой, то HLA-антигены не совпадают… Каждый раз – как удар под дых.
Надежда теплилась еле-еле, как последняя искра в затухающем костре. Я вложила все свои ресурсы в экспериментальное лечение – клеточную терапию. Мне ввели стволовые клетки, которые, по словам доктора, должны были стимулировать регенерацию сердечной ткани, выиграть для меня немного времени, которого хватит, чтобы дождаться подходящего донора.
Если этого не случится… ну, я не знаю, что буду делать. Я не хочу умирать… Не успела даже пожить по-настоящему…
Злость на эту проклятую болезнь, отчаяние и слабая искорка надежды – всё это бурлило внутри, разрывая меня на части. Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться и сосредоточиться на том, что сейчас важно.
– Лиана, ты же понимаешь, что… – начал доктор Робинс своим спокойным, ровным голосом, но я не выдержала и перебила его. Не хотела снова слышать эти уклончивые фразы.
– Просто скажите правду, доктор!
Он медленно опустил результаты моих последних обследований на стол. Тяжёлый вздох вырвался из его груди, взгляд метался между бумагами и моим лицом. В этот миг я всё поняла без слов. Ощущение было разрушительным, как будто в меня врезался грузовик на полной скорости. Мир вокруг померк, оставив лишь гул в ушах и тупую боль в груди.
