Холод. Ужасный, пронизывающий холод белого кафеля, на который она рухнула. Холоднее был только взгляд его глаз – стеклянный, чужой, лишенный всяких чувств, кроме расчетливой алчности. Глаз мужчины, которого она любила больше жизни. Мужа.
Анна попыталась вдохнуть, но легкие наполнились не воздухом, а жгучей, разрывающей болью. Она видела его, склонившегося над ней, такого знакомого и вдруг такого отвратительно чужого. Его лицо не выражало сожаления. Только нетерпение. Рядом, закутанная в шелковый халат, стояла она. Марина. Ее лучшая подруга. Теперь его любовница.
"Ты должна была умереть тише, Анна", – равнодушно произнес муж, Максим. Он выпрямился, небрежно поправил манжету дорогой рубашки. "Просто уснуть. Но ты всегда была слишком упрямой".
Анна хотела кричать. Не от физической боли – от боли в душе, разрываемой на куски. "За что… Максим? Почему…?" – слова выходили хрипом, смешанным с кровью, капающей с подбородка на холодный пол.
Он усмехнулся. Отвратительная, мерзкая усмешка, которую она никогда прежде не видела. "Почему? Деньги, Анна. Все твои деньги. Твои дома, твой бизнес. Ты думала, я женился на тебе по любви? Ты была удобным банкоматом. А теперь… теперь все наше. Мое и Марины".
Марина подошла ближе, ее глаза блестели холодным, хищным торжеством. Она посмотрела на Анну сверху вниз, словно на придорожную грязь. "Спасибо, Анечка. Ты всегда была такой щедрой. Вот и сейчас поделилась последним – своим наследством и жизнью".
От их слов мир пошатнулся. Невозможно. Это не может быть реальностью. Ее Максим? Ее Марина? Предали. Убили. Забрали *все*. И не скрывали этого, уверенные в своей безнаказанности.
Она чувствовала, как силы покидают ее. Зрение мутнело, края обзора сужались в темный тоннель. Последнее, что она видела, – это как он небрежно вытер руки платком и, обняв Марину за тонкую талию, направился к двери. К их дому. Дому, который теперь принадлежал им. К жизни, которую они украли у нее.
"Будьте вы прокляты…" – прошептала Анна, обращаясь то ли к ним, уходящим в свою новую, украденную жизнь, то ли к несправедливой, жестокой судьбе.
Холод усилился. Не только на полу, но и внутри. Тьма поглотила сознание.
* * *
Влажный, цветочный аромат ударил в ноздри, такой густой, что казалось, его можно потрогать. Тело ощущалось странно легким, хрупким и слабым, словно чужим. Анна попыталась пошевелиться, но конечности не слушались.
Звуки… шелест шелка, тихий, нежный звон нефритовых украшений, едва слышный женский шепот на незнакомом языке. Языке, который был ей абсолютно незнаком, но при этом почему-то понятен.
Она застонала. Головная боль пронзила виски, словно тысячи иголок впились в мозг.
"Госпожа! Императрица очнулась!" – взволнованный, облегченный женский голос раздался прямо над ухом.
Императрица? Что за чушь? Где она? В больнице после покушения? Ей приснился кошмар?
Анна наконец смогла приоткрыть глаза. Сначала она увидела размытые силуэты склонившихся над ней женщин в странной, яркой одежде. Потом – потолок. Не белый, больничный, а резной, украшенный золотом, инкрустированный темным деревом и расписанный яркими, невиданными цветами.
Она попыталась пошевелиться снова, и на этот раз получилось. Но тело было непривычно слабым, вялым. Руки… тонкие, изящные, с бледной кожей, неестественно длинными ногтями, украшенными нефритовыми кольцами. Это не ее руки. Ее руки были сильнее, привыкшие к клавиатуре, рулю, спортивному залу.
"Госпожа, вы в порядке? Не беспокойтесь, мы позвали придворного лекаря", – произнесла одна из женщин, ее молодое лицо было полно искренней обеспокоенности.
"Где я?" – голос Анны прозвучал слабо, хрипло и… непривычно высоким. Как будто принадлежал другому человеку.