=1=
— Руслан, я…
Кажется, впервые я почти без страха
назвала его по имени.
Отчего-то после этого моё дыхание
окончательно сбилось, а щеки запылали огнем, распространяя
предательский жар по всему телу. На том конце связи повисло
молчание и было слышно лишь, как дышал мужчина, в последний миг
отчего-то тоже задержав дыхание.
Лютый словно ожидал моих слов,
ощутив, что я скажу нечто очень важное.
Скажу то, что изменит наши судьбы
раз и навсегда.
— Руслан, я беременна.
После этого я шумно выдохнула и
лёгкие начали работать в полную силу, но пальцы сильно дрожали,
выдавая волнение, потому что мужчина подозрительно молчал.
Внезапно я засомневалась: услышал ли
он мои слова? Или просто возникла проблема со связью?
— Р-р-руслан? — повторила его
имя.
— Да. Я тебя услышал. Ну что
ж...
Мне было трудно признаться в своей
беременности, но я отдавала себе отчет, что такой факт нельзя
умалчивать, тем более от Лютого, обладающего большой властью, и в
буквальном смысле держащего меня в качестве пленницы в своем
доме.
— Неплохая новость. Пожалуй, лучшая
новость за сегодня, — сказал он устало. — Но это мало что меняет!
Наш договор остается в силе. Мне нужен этот ребёнок. Родишь мне
его, — произнес равнодушно. — Потом, как и договаривались, я прощу
тебе долг.
Наш договор с Лютым был другим.
Я всего лишь должна была стать
суррогатной мамой.
Однако в момент опасности всё вышло
из-под контроля, я поддалась страстному влечению и забылась в
объятиях криминального авторитета.
Результат не заставил себя долго
ждать.
Я беременна…
Реакция Лютого на эту весть изумила
меня до глубины души. Он словно совсем не удивился новости о моей
беременности, будто только этого и ждал.
Мысли в моей голове запутались
окончательно, и я не знала, как мне стоит реагировать на подобное
спокойствие со стороны будущего отца — радоваться или начинать
тревожиться?
— Я должна была стать суррогатной
мамой, а не настоящей, — приняла попытку разъяснить то, что
взволновало меня больше всего. — Получается, что малыш будет и моим
тоже. Я...
— Не имеет значения, — Лютый жестко
пресек мою попытку развить тему. — Родишь — отдашь ребенка. Моего
ребенка.
Его слова словно ударили меня под
дых и стало совсем трудно дышать.
Как он мог быть таким жестоким?
Требование Лютого было
кощунственным!
Я едва узнала, что стану мамой, но
даже сейчас мне было больно думать, что я стану лишним элементом в
жизни своего малыша.
Или все будет гораздо хуже?
Мой малыш никогда не узнает, кто его
настоящая мама, и будет называть мамой чужую женщину?!
— Но как же я… — прошептала. — Я
буду его мамой. Настоящей!
— Ну да, так вышло. И что с того,
а?! Что ты мне предлагаешь? Думаешь, сможешь орудовать этим фактом?
Может быть, залетев, ты нацелилась на кое-что большее, чем просто
расплатиться по долгам своего муженька Соловьёва?
— Не понимаю, к чему ты клонишь! —
произнесла едва слышно, чувствуя, как сзади по шее вниз сползла
капелька холодного пота.
— Всё ты прекрасно понимаешь, но
усердно делаешь вид невинной, жертвенной овцы. Этого не будет,
Маша! — с напором произнес мужчина.
Его голос всегда внушал мне трепет,
а сейчас в нем звенела решимость, холодная, как сталь, и такая же
опасная.
У меня разболелась голова и давление
на виски усилилось.
— Чего не будет?
Я совсем не понимала, что хочет
сказать Лютый и в чём он меня подозревает? Снова в связи с
Соловьевым? Всплыли новые факты?
«Да что творится, в конце концов?!
Скажи прямо!» — хотелось закричать мне, но Лютый был не из тех
мужчин, в разговоре с которыми можно повысить голос.
Горячая восточная кровь, несгибаемый
авторитет и большая власть, сосредоточенная в его руках,
накладывали свой отпечаток на всего слова и действия Лютого.