=1=
— Рассказывай, Настя.
— Здесь холодно. Я могу простыть и
заболеть. Я беременна, Руслан.
Холодное, суровое лицо мужчины
надвое пересекла мрачная усмешка. Он оседлал стул верхом и свесил
руки со спинки стула.
Снова, как и вчера, как и позавчера,
я не смогла смотреть на него без содрогания. При одном взгляде на
его сильные, перекачанные руки с толстыми жгутами вен под смуглой
кожей в голове начинали роиться кошмары.
Руслан приходил каждый день и
повторял одну и ту же фразу:
— Рассказывай, Настя.
О чём? Что я должна ему
рассказать?
В чём он подозревал меня? Я снова
вспомнила его слова, сказанные в приёмном отделении клиники. О том,
что я сливала информацию. Какую информацию? Кому?
Я ничего такого не знала и тем более
не делала.
Почему меня подозревали в
предательстве?
На второй день заключения в тёмном,
сыром подвале у меня сдали нервы. Истерика омрачила рассудок.
Я плакала и выкрикивала обвинения,
даже осмелилась подойти к Руслану очень близко и попыталась
поцарапать его запястья. Он легонько толкнул меня на кровать, навис
сверху и заставил заткнуться только одним взглядом.
Пугающий мужчина. Кем он приходился
Суровому?
Другом? Дальним родственником?
Управляющим бизнесом?
Ни на один из этих вопросов у меня
не было ответа. Руслан не собирался отвечать. Он продолжал давить
на меня морально и нарочно запер в подвале. Держал в клетке, как
заключённую.
В просторном, сыром помещении стоял
только старый продавленный диван, с вытертым пледом. Это был
единственный предмет мебели.
В соседней комнатушке находился
крохотный санузел: унитаз и кран, торчащий из стены, с холодной
водой.
Третий день я здесь находилась.
Меня начинал пробирать озноб и я не
на шутку была встревожена: вдруг я простыну и заболею? Что тогда
будет с моим ребёнком?
— Я беременна. Это ребёнок
Сурового.
Руслан поскрёб щетину пальцам и
внимательно посмотрел на меня. У него были тёмные, почти чёрные
глаза, но с другим выражением, иначе, чем у Сурового.
Я была безразлична Рустаму, нас с
ним ничто не связывало.
Это освобождало ему простор для
действий. Заглянув в его глаза, пустые и холодные, я поняла, что он
может избавиться от меня и не станет переживать по этому
поводу.
— Говоришь, что беременна от
Сурового? Это ещё надо проверить.
Я совсем не поняла смысла его
слов.
— Что вы имеете в виду?! О
какой проверке вы говорите?!
— Насколько я понял, Суровый не
озадачил себя тестом ДНК на определение отцовства. Он поверил тебе
на слово. Я не позволяю себе такой роскоши.
Слова Руслана прозвучали настолько
неправдоподобно и отчасти нелепо, что я рассмеялась. Но смех был
обречённым, невесёлым и прозвучал неуместно в стенах сырого
подвала.
— Я вижу, что тебе весело. Думаешь,
беременность тебя спасёт? Станет преградой? Сможет разжалобить? Не
на тех напала, девочка.
— Не думаю. Глядя на вас, Руслан, я
точно не надеюсь ни на что хорошее. Наверное, очень просто быть
сильным, держа в подвале беременную девушку, в два, а то и в три
раза меньше себя самого?
Руслан рассмеялся. Его смех эхом
прокатился по полу-пустому, просторному помещению и даже отозвался
внутри меня.
— Слабенькая попытка, Настя. Очень
слабенькая. Я думал, что работая на Каримова, ты научилась врать
получше.
— Я работала простой уборщицей. Не
понимаю, почему вы мне не верите?!
— Все продажные девочки Каримова
официально устроены уборщицами, официантками или офис-менеджерами.
Так что это не самое надёжное оправдание.
Я устало прикрыла глаза и закуталась
в плед, пахнущий сыростью и старьём.
Если бы меня ещё морили голодом, я
бы точно решила, что Руслан задумал избавиться от меня. Однако еду
приносили исправно, простую, но сытную.
Что ж… По крайней мере, если меня и
планировали убить, то точно не заморить голодом.
