Когда Насте было
девятнадцать, и она была еще не замужем.
В
Берлине...
Сколько в моей крови шампанского? Бочка? Я не знаю, зато — я
летаю. На высоченных новых шпильках. Пока еще держусь на них. Будь
чуть потрезвее — точно бы навернулась.
— Ай-яй-яй, девчонка, — во весь голос орет Алинка, подпевая
песне.
Где, скажите на милость, она нашла в Берлине диджея, который не
только согласился поставить, но и даже нашел для этой долбанутой
это русское старье? Хотя плевать. Под него отлично танцуется. Кто
должен заказывать музыку, как не победители?
Разве это не мы приперлись на эту вечеринку для того, чтобы я
оторвалась напоследок?
Разве сегодня мне не плевать на все, что думают люди — все-все,
от края и до края этой проклятой планеты?
— На-а-астена! — Алинка виснет на моих плечах и лезет
целоваться. — Ты такая крутая, знаешь?
— Знаю, знаю, — хихикаю я, пытаясь обнять лучшую подругу, но
нахорошо промахиваясь, — чур, без меня больше не пить…
— Без тебя ни-ни! — Алинка всхлипывает — её настолько развезло,
что аж пробило на растроганный рев.
Алинка и трезвая фонтан эмоций и “семь пятниц в один
понедельник”, а по пьяни её настроение меняется так быстро, что
предсказать её действия не сможет никакой ясновидящий, даже самый
настоящий.
Вот только что она чуть ли не сопли в меня пускала, но хоп — и
эта зараза, смахнув слезы, коварно улыбается и толкает меня в
спину, выпихивая с края танцпола в самый центр. Именно там
итальянский Змей, темноволосый гибкий красавчик уже восьмую минуту
крутит и вертит в своих руках раскрасневшуюся шведку, мою
побежденную соперницу. А она и рада-радешенька!
И что он в ней нашел? Она даже в топ-пять не вошла, между
прочим. И фигура у неё так себе.
А, к черту. Плевать на него.
— Зажигай, подруга, — воет Алинка — это ужасное чудовище,
которое умудряется так легко переорать даже музыку на этой
вечеринке.
А почему бы и нет?
Музыка сменилась, переходя на что-то стремительное,
сладко-испанское, восхитительное. Какой шикарный такт, просто
идеально для самбы.
Я призывно выгибаю спину, кокетливо отставляя ножку и вытягивая
вперед пальчик, буквально тыкая им в симпатичного блондинчика, что
только что вынырнул из толпы.
Невежливо, говорите? Ничего не знаю, но ужасно хочу отомстить
шведке, оттанцевав её партнера. Я вообще сейчас не приличная
девочка, с парнем дома, я — тореодор, что сейчас заманит своего
быка на ристалище.
Шикарного, светловолосого, широкоплечего быка, горячего
настолько, что может прожарить четверых девиц одним только
скользящим взглядом.
Ну, каких попало девиц, со мной ему так быстро не
справиться!
Конечно, я его видела раньше. Все его видели! Правда, по пьяни
так сложно вспомнить его имя. Йохан? Эмиль? Эрнест? Не важно!
Важно, что этот широкоплечий бык с роскошными бицепсами так
выделялся в нашей лиге, казался почти что белым медведем среди
худеньких кипарисов. Самый старший из всех юношей. Ему наверняка
очень пошел бы какой-нибудь супер-брутальный спорт, хоть даже и
реслинг, но… Он танцевал. А как он это делал, м-м-м…
Прости, Алинка, кажется, он шел к тебе, но я его тебе не
дам.
Будь я более трезва, я бы, наверное, так не танцевала — боже,
это же слишком вызывающе, мне нельзя, я же приличная, да и не
взглянет он на меня, но…
Мои приличия остались на дне шестого бокала шампанского.
Комплексы утонули ещё раньше. Да что там, я уже готова выкрикнуть
шведу во весь голос: “Иди сюда, мой сладкий, и покажи что ты
можешь!” — только необходимости в этом нет.
На мне красное короткое блестящее платье, и если он сейчас мне
откажет — сам дурак. Значит, не для него моя роза цвела и Алинка
лачила два часа мою рыжую гриву.
Швед оказывается не дурак. Напротив — демонстрирует
восхитительную понятливость и удивительную сговорчивость. Я мигом
забываю, к кому это он там рулил минуту назад, когда его лапа
падает на мою талию и жадно её стискивает — он уже принадлежит мне.
Для танца, разумеется. А вы что подумали?
