Светлой памяти моей бабушки,
отличника народного просвещения СССР,
Самойловой Ираиды Семёновны,
и моего деда, гвардии-майора,
Самойлова Михаила Даниловича
– Иван Степанович! Товарищ Карпов! – старший лейтенант окликнул капитана.
– Да! – Карпов помахал парню и сменил свой курс по направлению к нему. Парнишка взял под козырек, – что, Серега?
– Зайдите в штаб, полковник Шмелев Вас очень искал, – старлей улыбнулся, снова козырнул и побежал дальше, прижимая к себе пакет из коричневой бумаги.
Карпов направился к полковнику «на ковер». «Что там могло быть? Жара выдалась сегодня, июль. Вот бы с детьми на речку, в город на карусели, мороженого поесть. А тут вот какая незадача, война, понимаешь».
В штабе, кроме полковника никого не было. Карпов отдал честь.
– Приветствую, Ваня, проходи, садись, – Иван Степанович сел на стул. Полковник был какой-то смурной.
– Что-то случилось? – Карпов не понимал, почему его вдруг среди бела дня вызвали в штаб.
– Случилось, Иван, – и Шмелев в упор посмотрел на подчиненного, – ты от жены, когда последнее письмо получал?
Иван Степанович настороженно посмотрел на полковника и почесал затылок.
– Где-то 10 июня, не позже, еще ничего не началось. Она как раз где-то 22-го рожать собиралась, больше ничего не было. Есть какие-то новости?
– Есть. Боюсь, тебе они не понравятся. В общем, в твоем Каунасе 22 июня было восстание фонда литовских активистов, так называемого блока ФЛА, недовольных советской властью. Собственно говоря, они там начали наводить свои порядки, – Шмелев достал из кармана носовой платок и вытер со лба пот, – по информации, которая была у меня, в этой критической ситуации партийное и советское руководство Литовской ССР занялось прежде всего обеспечением собственной безопасности. Они массово начали отправлять свои семьи подальше от этого места. Все это внесло деморализацию среди населения. Первой акцией восставших стал выход в эфир в 15.00 передатчика с сообщениями на литовском, русском и немецком языках. В ночь на 23 июня отряд повстанцев занимает каунасскую радиостанцию. Одновременно заключенные покидают брошенную без охраны каунасскую тюрьму. В 6.00 боевиками ФЛА были заняты почта и телеграф. Около 10.30 по радио оглашается акт о восстановлении независимости Литвы. – Шмелев закрыл глаза и тяжело вздохнул. – Если твоя жена была в роддоме… ты точно не знаешь, когда она родила? Она тебе ничего не сообщала? Хотя, куда сообщать? Ох…
– Что там сейчас? – Карпов побледнел, но самообладания не терял. Он прикинул, сегодня было 22 июля, прошел месяц с начала вероломного нападения фашистов, от Ольги так ничего и не было, по спине пробежал неприятный холодок.
– В общем, Ванюша, мне прислали такую ориентировку, что немцы, после того как зашли в Каунас 23 июня и взяли его без боя, потому что там было очень много доброжелателей, стали выдергивать членов семей коммунистов. У меня есть информация, что неделю назад, фашисты вытащили большое количество жен и детей советских офицеров и солдат, которые ушли на фронт и расстреляли на центральной площади города. У тебя же трое детишек? – Виктор Ефремович снова прикрыл глаза, ему было больно смотреть в глаза Карпову.
– Да, у меня два сына и дочка, и еще кто-то должен был родиться, – Иван Степанович достал платок, теперь пришла его очередь вытирать пот со лба, платок промок насквозь.
– Прости, но я должен был тебе про это сказать. Вдруг им повезло, тогда жди писем, но что-то мне подсказывает, что эти звери… они никого не щадили. Вообще ситуация сейчас очень напряженная. Враг наступает, он уверен, что закончит войну до холодов. Гитлер уверен, что мы быстро сломаемся. Но не надо равняться на продажных прибалтов, которые изначально были против всего. – Шмелев встал и подошел к Ивану, – Ванька, держись и жди письма, вдруг они оказались везунчиками.
