Чем дольше сидишь в бюро находок, тем больше думаешь о том, какие истории у всех тех вещей, что здесь хранятся. Почему этот синий ящик на стеллаже, виднеющемся в дверном проеме, здесь находится? Что в нем? А в том чемодане, полкой выше? Или в коробке на самом верху? Эти вещи сюда как-то попали, и до сих пор никто их не забрал.
А стенд на стойке так и вовсе утверждает, что хранятся вещи тут шесть месяцев. А потом с ними что происходит?
В очереди такие рассуждения занимать могут только праздную и светлую голову, лишенную каких-либо лишних раздумий. Думать о чем-то другом я уже не хочу, не могу и не стараюсь. Я рассуждаю о чужих чемоданах и саквояжах, то и дело ловя себя на странной, почти беспричинной улыбке, которая нет-нет – и прорывается на мое лицо, едва я вспоминаю, почему я здесь, среди этих невостребованных вещей. И покуда пропажу за стойкой еще не нашли(а ищут ее невыносимо долго), у меня есть время чуть дополнить и немного структурировать свои заметки, чтобы восстановить в памяти последние несколько недель моей жизни, да и не только, пожалуй, моей.
Взрослая жизнь, сопряженная с реальностью, не всегда дается так же легко, как это представляется в твоей голове. Поначалу ты ничего не понимаешь в происходящем, выпадаешь из родительского гнезда с определенной долей ускорения, врываешься в житейскую пучину взрослой реальности, несколько раз тонешь в ней, выкарабкиваешься, опять тонешь, опять выплываешь и вот – к началу четвертого десятка вдруг обнаруживаешь себя стоящим на каких-то более менее своих ногах, которые перестало сводить судорогой и страхом, посреди каких-то квадратных метров, пусть и не своих, в компании какого-то человека и собаки, которым почему-то говоришь, что любишь их, и находишь это взаимным. Страх реальности успешно преодолен, как тебе кажется, и ты начинаешь дышать смелее, как вдруг жизнь делает кувырок, и социальный лифт, на котором ты ехал, сначала ощутимо застревает, а потом и вовсе срывается в бездну шахты, из которой почему-то пахнет паленым. И только ты было привык к тому, что твоя жизнь устроилась как следует, как начинают снова трястись колени и подкашиваться ноги. Теперь с удвоенной силой, потому что ты уже большой мальчик, и проблемы у тебя должны быть соразмерные.
Жизнь встряхивает тебя и всё, что вокруг, вещами и обстоятельствами, на которые ты не в силах повлиять, и требует принятия таких решений, по которым и совета-то уже спросить не у кого. Посовещавшись втроем, с кем обменивались признаниями в любви, вы пакуете собачьи миски и зубные щетки и, преисполненные страхом неизвестности, бросаетесь в новую пучину жизни, которая штормовой волной выбрасывает вас почти новорожденными на заморский берег в тридевятое царство тридесятого королевства, куда раньше вы ни за какие деньги бы не купили путевку по собственной воле.
И вот ты, уже взрослый мальчик со взрослыми проблемами, разгребаешь, подобно Гераклу в Авгиевых конюшнях, новую для себя и твоих близких реальность так, как умеешь и как понимаешь. Самоотверженно сражаешься с заграничной бюрократией, правилами, манерами, привычками, культурными особенностями, отсутствием привычных тебе вещей, чтобы через пару лет вдруг ощутить, как земля уходит из-под ног. Не потому, что опять проживаешь пятибалльное землетрясение и даже не потому, взвалил на свои плечи всё, что должен был взвалить, как взрослый мужчина. А потому что вдруг узнаешь, что ценности и стремления у близких могут меняться, как только меняются обстоятельства, в которых нужно быть чем-то большим, чем просто пара любящих друг друга людей. Пока вы существуете вместе, не решая каких-то общих проблем, сложно представить, кто и на что из вас способен и способен ли.
