Во свидетели пред вамипризываю сегодня небо и землю:
жизнь и смерть предложил я тебе,
благословение и проклятие.
Избери жизнь…
Второзаконие 30:19
Сказать по правде, моя жизнь никогда
не была наполнена суеверными предчувствиями, но сегодня с самого
утра я будто знала, что должно произойти нечто из ряда вон. Почему?
Потому что сегодня понедельник.
Я ненавижу понедельники.
Понедельник — мой несчастливый день.
У кого-то там пятница 13-е, у кого-то ночь полнолуния или ещё что,
а у меня — понедельник.
Именно по понедельникам со мной
случаются самые отвратительные вещи: от стрелки на колготках до
катастрофы вселенских масштабов. Всё валится из рук, ничего не
выходит.
В понедельник умерла мама.
В понедельник уехал Слава.
В понедельник я встретила его.
Я думала, что на этом мои неудачи
прекратятся. Но я ещё не знала, что знакомство с ним станет моей
самой большой неудачей.
Сегодня я снова вернулась в мой
город знакомый до слёз. До заламывания рук, дрожащих коленей и
холодеющих пальцев. Тихий, неприметный, будто погруженный в
дремоту, такую непривычную после оглушающей столицы. Солнце здесь
всегда светит по-осеннему мягко, а дни текут неторопливо, по
какому-то своему, особенному плану. Кажется, если даже весь мир
рухнет, здесь всё останется по-прежнему: провинциальный вокзал,
ряды аккуратно постриженных деревьев в аллеях, шеренги типовых
многоэтажек…
Я знала его и другим: тёмным и
сверкающим в бушующей непогоде, с чёрными провалами окон и ночными
холодами, с гулким эхом на пустых улицах. Поют здесь теперь те же
песни, дают те же клятвы? Изменился город или только я? Меня не
было пять лет. Хорошая отговорка — «я училась в институте» звучит
искусственно. Конечно, я приезжала два раза в год: на неделю в
новогодние праздники и летом — на две недели, чтобы отметить день
рождения. Я приезжала, но города не видела. Запиралась в квартире и
это время проносилось, как сон, самодельный анабиоз, а по
прошествии отсчитываемых с особой тщательностью дней — возвращение
обратно. Назад в безопасность. В настоящее. Ведь дома меня ждало
только прошлое, от которого я всегда пыталась убежать.
А теперь институт окончен.
Спасительная отсрочка подошла к концу. Я вернулась по-настоящему.
До сих пор я не верю в это до конца. Есть план Б, есть
магистратура. У меня должно быть ещё хотя бы два года, чтобы прийти
в себя. Если это вообще возможно.
— Здравствуй, пап, — я чмокнула отца
в щетинистую, морщинистую щеку. И когда он успел постареть?
— Такой долгожданный и всё равно
внезапный приезд, даже не знаю: радоваться или пугаться? — он
улыбнулся. Как всегда, в своём стиле.
— Где Серёжа? Он расстроился, что
меня не было на выпускном?
— Расстроился, но не смертельно. Они
с Настенькой на этом… Как его… Тренинге. Они теперь вечно там
пропадают. Готовятся к поступлению.
Всё ясно. Иногда я завидовала брату,
у него, в отличие от меня, жизнь бьёт ключом, и даже не по голове.
Он рос счастливым ребенком, был веселым подростком, стал улыбчивым
молодым человеком. Всё ему давалось просто, без заморочек, без
страданий, без потрясений. Видимо, второй экземпляр вышел у наших
родителей лучше первого. Я рада, что он есть у папы — примерный
сын, медалист, галантный кавалер, а скоро ещё, наверняка, и студент
престижного вуза. Отрада, а не сын. Не чета трусливой дочери,
сбежавшей при первой возможности.
Но всё равно я люблю бывать дома.
Здесь время будто остановилось. Вот и на столе всё та же скатерть,
усыпанная кленовыми листьями, которую я лицезрела каждое утро,
завтракая перед школой. На стене те же старомодные часы с кукушкой.
Моя комната, где никто не смеет ни к чему прикасаться, спит под
слоем пыли. Кажется, стоит взглянуть в зеркало, и я увижу себя
шестнадцатилетней, с лентами в косичках, с искренней улыбкой. Но
нет. Лишь поднимаешь взгляд на отца с седеющей головой, сразу же
отказываешься от своих иллюзий.
