Я жду своего выхода на сцену. На моей спине красуется наклейка белого цвета с чёрной цифрой 9.
Нас приглашают в студию по три человека. Из первой тройки никто не продержался и двадцати минут. Я не знал, что произошло там, на сцене, но видел, как троих обезумевших людей выводили под руки.
С одним из них ещё каких-то сорок минут назад я пил чай в гримёрной. Не помню его имени, но начинается оно на «Т». Этот мужчина – типичный примерный семьянин. Прожужжал мне все уши о своих дивных дочурках и красавице жене. По его словам, они живут в семейной идиллии и окружают друг друга добром и заботой, как в сказке.
Брешет. Почему? Потому что, глядя на его изношенные годами ботинки, засаленные брюки, которым тоже немало лет, мешки под глазами и гнилые зубы, никогда не поверю, что счастье выглядит именно так.
– Какая прелесть, – бросил я из вежливости, смотря фото на экране его телефона, которым он буквально тыкал мне в лицо. Эти два слова я выдавил из себя с трудом, а потом, стараясь сменить тему, спросил:
– Так зачем ты здесь?
Он ответил:
– Деньги никогда не будут лишними. – На его лице вновь эта, раздражающая меня улыбка.
Я поинтересовался:
– Разве деньги – это главное? На что ты потратишь их в случае выигрыша?
В ответ он зарядил мне историю, что-то вроде: «Всей семьёй мы будем жить в новом доме долго и счастливо». Он говорит, а его руки трясутся, макая пакетик чая в одноразовый стаканчик. Левая нога судорожно притопывает по полу, а пот льётся ручьём изо всех пор его тела, издавая дикую вонь.
Я слушаю его и думаю: «Кому ты рассказываешь, мужик? Если у тебя появится возможность, ты бросишь всё к чертовой матери. Бросишь и оторвёшься хотя бы недельку, а лучше – месяцок. Купишь новую одежду, вылечишь зубы, приобретёшь новый матрас и наконец-то выспишься».
Мой собеседник мечтал о другой жизни. Это буквально читалось во взгляде, молящем о помощи, но слова вылетали из его уст, словно заученные. Казалось, он заставляет себя думать, что счастлив, и пытается доказать это и мне. Я ему подыграл, вежливо кивая и мило улыбаясь.
А теперь, спустя каких-то минут тридцать-сорок, тот, с кем я разговаривал, выглядит ещё хуже.
Казалось бы, куда хуже, да?
Он идёт, еле волоча ноги, словно из него высосали все жизненные силы. Проходя мимо, он хватает меня за руку. Потерянный взгляд мечется из стороны в сторону. На лице застыла гримаса ужаса, и глаза черны от расширившихся зрачков, словно пришитые пуговицы у мягкой игрушки. В его руках – клочки собственных вырванных волос. Из головы сочится кровь, рисуя вдоль лица красные линии и капая с подбородка.
Он кричит:
– Не ходи! Не ходи туда! Не верь им! Всё не так. – Он вцепляется мне в руку и смотрит на меня в упор.
Не успел я ответить, как два амбала взяли мужчину под руки. Он начал с криками извиваться, словно змея, пытаясь убежать. Его горло охрипло, и звуки, исходящие из него, похожи на кашель курильщика со стажем в сорок лет. Женщина в белом халате скомандовала держать его покрепче и вколола ему полный шприц успокоительного.
Я слышу вопли ещё двоих, которых уводят. Эти крики раздаются эхом по всему зданию, но с каждым шагом всё тише и тише.
Лампочка в коридоре издаёт треск.
Мерцание.
Она гаснет.
Загорается снова.
После прикосновений мистера, имя которого начинается на «Т», моя рука стала липкой.
Какая гадость!
Я хочу попросить салфетку, но моё внимание переключается на голос из динамика, висящего на стене:
– Участникам с порядковыми номерами семь, восемь, девять – приготовиться к выходу на сцену. Гримёры, займитесь номерами семь, восемь, девять.
