Говорят, на Авалоне будет простор, а не душная затхлость мегаполисов, небольшие дома, разбросанные по планете, ну и… Не очень верится, конечно, но меня всё равно никто не спрашивает. Родители повелись на сладкие обещания, четыре сотни таких же лохов загрузили на космический корабль, и потащились мы через полгалактики маленькими прыжками. Три года уже тащимся, впереди лет пять ещё, если ничего не изменится. То есть я закончу школу и… И что? Университетов здесь нет, что я буду делать?
Впрочем, до тех пор времени ещё много. Мне четырнадцать, прав у меня никаких, зато обязанностей сколько угодно. При этом предки потихоньку звереют, потому я их стараюсь не злить. Вон Мадина, подруга моя, отца рассердила, неделю к стулу с опаской приближалась. Мы побежали к учителям, а они разводят руками – на корабле большая часть законов не работает. Перевожу: детей, то есть нас, бить можно. До моих или не дошло, или пока ещё помнят, что они интеллигентные люди. Хотя мальчишек уже, по слухам, активно воспитывают. Предки мгновенно забыли свои принципы и перешли к силовым методам воспитания. А я не Лилька, мне боль не нравится. Это с Лилькой то ли предки перестарались, то ли замкнуло её, в общем, чуть ли не оргазмирует от боли. Старается спровоцировать, а её батя, придурок, только рад…
Вообще странно изменились предки. На Земле были такие правильные, а здесь всего за три года озверели совершенно, хотя, если подумать, чем корабль отличается от мегаполиса? Да почти ничем! А вдруг их на работе бьют, если плохо работают? Да нет, не может быть! Ну а если так всё-таки? Тогда понятно, чего озверели, конечно, я бы тоже озверела. Но в это я не верю; представить, что маман огребает ремня от чужого дядьки… м-м-м… сладкая картина, жалко, невозможная.
Мать моя родила меня против воли, залетев от папки. Об этом мне говорят лет с трёх, ну и о том, что надо было меня в кульке на мусорку выкинуть, чтобы загнулась. Папка меня любит, а вот маман… Ну, в общем, в детстве я от этих рассказов да пожеланий ревела, а как подросла – озверела. На корабле детдомов нет, потому просто отказаться и выкинуть меня, как на поверхности, у неё не выйдет. К тому же я много детей нарожать могу, а она уже нет, что-то сломалось у неё после родов, я не вникала. То есть для сообщества я более ценна, чем она. Правда, это не мои слова, учитель нам объяснил.
– Привет, Машка, – улыбается мне Танька. – Домашку дашь списать?
– Да бери, мне не жалко, – возвращаю я улыбку. – Чего нового слышно?
Танька всё обо всём и обо всех знает. Слухи подбирает, фильтрует и щедро делится с окружающими. Мы встречаемся на пересечении коридоров. В корабле всегда двадцать два градуса, поэтому все одеты по-летнему, жарко иначе будет. Земля с её странным, почти марсианским климатом, остаётся позади, а здесь у нас климат постоянный, потому нет смысла шубы доставать. Я сегодня в летнем платье, захотелось мне так, ну и мальчишек побесить, конечно. Они, когда видят девчонку в платье до середины бедра, соображалку вообще отключают. А мне нравятся их жадные взгляды, потому что на корабле мне ничего не угрожает.
– Ой, что я слышала! – сообщает мне Танька. – Ты не поверишь!
Значит, сюрприз или из малореальных или мне точно не понравится. Когда Танька так говорит, то новости, скорее всего, так себе, да и сбывается почти всё. Совет Переселенцев, который всем на корабле заправляет, очень любит всяческие пакости, особенно тем, кто им ответить не может. А Танька смотрит совсем не с улыбкой, значит…
– Давай, – обречённо отвечаю ей. – Жги!
– Совет собирается по поводу методов воспитания, – сообщает она мне. – Говорят, хотят продавить наказания в школе.
