Город назывался Рок Ривер и будто всегда слегка продувался ветром. Утро было ясным, пыльным. Флаги у почты дёргались, звенели металлические тросики. На парковке у ALDI каркали две вороны, без спешки, как местные.
Незнакомец пришёл пешком со стороны шоссе. Невысокий, сухой. Куртка серого цвета, не новая, но чистая. Ботинки – чёрные, слишком аккуратные для дороги. Волосы пострижены ровно, как будто ножницами по линейке. Он остановился, встал тенью на белой разметке, оглядел фасад магазина, стеклянные двери, ряды тележек и потёртую вывеску с акциями – «СЕГОДНЯ: молоко, яйца, вода».
Пахло резиной и горячим металлом. Звук с шоссе – редкие пикапы, поодаль школьный автобус у перекрёстка, скрип тормозов.
Он заметил тележку, оставленную у бордюра. Красная ручка, цепочка, замок. В замке – застрявшая монета. Четвертак. Будто кто-то бросил и ушёл, забыв, что за это платят.
Незнакомец подошёл, взялся за ручку, повёл тележку обратно в линию таких же, толкнул к остальным до щелчка. Цепочка потянулась, замок проглотил вилку. Монета выскочила в прорезь, как маленький металлический язык.
Он поднёс четвертак к глазам. 2001. Орел затёрт. Он задержал монету на ладони чуть дольше, чем обычно держат четвертак. Потом опустил в карман. Не как сдачу – как семя.
Вороны перестали каркать.
Он вошёл в ALDI. Автоматические двери раздвинулись с медленным шипением. Внутри гудели лампы. Холодный ряд холодильников, тепловой ряд хлеба. Всё простое, функциональное. Его взгляд двигался медленно, фиксируя расстояния, ценники, световые пятна, как будто он измерял помещение чем-то невидимым.
У холодильника с водой он остановился. Взял самую маленькую бутылку. Пальцами провёл по этикетке. Поставил в корзину, которую взял у входа. На кассе стояла женщина с короткими волосами и розовым свитером. Она смотрела на людей так, как смотрят на погоду – с терпением.
– Пакет нужен? – спросила она.
– Нет.
Он положил четвертак на ленту рядом с бутылкой. Женщина кивнула. Монетка со звоном исчезла в ладони кассирши, касса пискнула, чек выполз коротким язычком. Он не взял чек.
– Хорошего дня, – сказала она.
– Вам тоже.
Он вышел обратно в ветер. Воды он не пил.
Перекрёсток был в ста метрах – шоссе пересекало городскую улицу, под знаком «STOP» собирались две, иногда три машины. Днём не было пробок, но сегодня стоял дорожный фургон с мигающим жёлтым, и машины подпирали друг друга перед левой полосой.
Незнакомец встал там, где тень от знака ложилась на трещину в асфальте, и поднял бутылку на уровень груди. Лицо оставалось спокойным. Он ничего не выкрикивал. Он просто был виден.
Пикап с открытым кузовом остановился ближе всех. В кабине – мужчина лет сорока, загорелый, с выцветшей бейсболкой. Он посмотрел на бутылку и опустил стекло.
– Сколько? – спросил он.
– Два.
Мужчина фыркнул, улыбнулся:
– Два за воду?
– Холодная, – сказал незнакомец.
Пауза. Жёлтый проблесковый мигнул. Вороны, словно почувствовав паузу, переместились ближе. Мужчина порылся в подстаканнике, протянул две однодолларовые купюры, взял бутылку. Двинулся дальше. Ветер шевельнул его бейсболку, он придержал её ладонью.
Незнакомец посмотрел на купюры так же, как смотрел на четвертак. Сложил аккуратно, положил в другой карман. Он снова не улыбнулся.
Дальше он стоял ещё немного, просто стоял, слушая город. У школы звякнул звонок. Вдалеке загудела серая фура. Кассирша с короткими волосами ненадолго вышла к дверям ALDI с коробкой, подняла глаза в его сторону, не сразу узнав. Он чуть кивнул, как сделал бы это местный.
Он вернулся на парковку и прошёл мимо рядов тележек ещё раз. Теперь он видел то, чего не видит большинство: несколько тележек стояли криво, одна упёрлась колесом в бордюр. Замки на ручках торчали как тупые клювы. Иногда в них забывают монеты; иногда – нет. Он нашёл ещё одну, с туго держащейся монетой, наклонился, нажал на пластик возле щели, выдвинул чуть-чуть – и получил второй четвертак. Это заняло минуту. Никто ничего не сказал. Вороны отвернулись.
