Глава 1. Аббат Жоржель и ожерелье королевы
"Я буду писать одну правду, я расскажу то, что я видел, и так как я видел; моя главная цаль – дать ясное представление тем, кто живя очень далеко от России, желает иметь точные сведения о городе, ставшем одним из первых в Европе, и о дворе, влияние которого на дела континента является ныне решающим" – Жан-Франсуа Жоржель "Путешествие в Санкт-Петербург в 1799-1800 гг"
"Надобно отдать аббату справедливость в том отношении, что, не смотря на особенные условия своего личного положения, он (аббат Жоржель) беспристрастен в своих рассказах о России, за исключением разве той их части, которая касается религии" – комментарий к "Путешествию в Санкт-Петербург в 1799-1800 гг." Жана-Франсуа Жоржеля
"Королева утверждает, что у нее нет ожерелья; ювелиры уверяют, что продали его королеве; ожерелье исчезло, и слово «кража» произносится во всеуслышание рядом с именем господина де Рогана и священным именем королевы" – Александр Дюма "Ожерелье королевы"
У этой книги на самом деле два героя. Первый – это француз из Эльзаса, аббат Жан-Франсуа Жоржель, человек образованный, очень неглупый, по-житейски умудренный и наблюдательный и, к тому же, литератор хоть и не выдающийся, но и далеко не самый бездарный. Второй и главный герой – наш любимый Санкт-Петербург (аббат называет его "городом, ставшим одним из первых в Европе"), картина жизни которого на рубеже XVIII и XIX веков представлена в записках француза, который озаглавил их так, чтобы сразу же дать ответ на три главных вопроса: о чем рассказывает его книга (путешествие), куда он путешествовал (Санкт-Петербург), и когда (1799-1800 гг.). Опубликовано "Путешествие в Санкт-Петербург в 1799-1800 гг." было уже после смерти автора, в 1818 году.
Несколько слов об авторе записок. Жан-Франсуа Жоржель (1731−1813гг.) – французский священнослужитель (уроженец Эльзаса), член ордена иезуитов, аббат и доверенное лицо епископа Страсбурга; в революционную пору аббат, чтобы не стать жертвой репрессий был вынужден, как и многие деятели старого режима, отправиться в эмиграцию.
Священник, иезуит, дипломат и литератор Жоржель был человеком весьма непростым. Обращает на себя внимание тот факт, что он, в отличие от большинства французских мемуаристов (людей, не страдаюших от переизбытка скромности), не выпячивает по любому поводу свое "я" и старается если не быть, то по крайней мере выглядеть объективным и беспристрастным наблюдателем разыгрывающейся вокруг него "человеческой комедии".
"Весь мир театр, и люди в нем актеры" – но автор записок, судя по всему, предпочел сцене место в уютной ложе зрительного зала или, быть может, за кулисами представления, идущего на подмостках.
На самом деле это впечатление во многом обманчиво, потому что аббат был не только свидетелем, но и активным участником многих событий бурного восемнадцатого века, однако верный иезуитской выучке, любил создавать завесу таинственности, предпочитая откровенности иносказание, а прямоте – хитрость.
Так, Жоржель пишет, что он:
"Принял близкое участие в ведении знаменитого процесса, который я хотел бы предать забвению (тем не менее, зачем-то вспоминает его в своих записках). Несмотря на королевский титул августейших особ, возбудивших этот процесс… знаменитый обвиняемый вышел победителем из унижений заточения и уголовной процедуры и был торжественно увенчан руками справедливостию".
Что это за процесс, и о каком "знаменитом обвиняемом" идет речь? Мне почти сразу же пришло на ум прославленное Александром Дюма дело об "ожерелье королевы" – не в силу какой-то особой проницательности, а исключительно потому, что некогда я уже писал об этой истории (а точнее, некоторых ее деталях). По пути в Петербург мальтийские делегаты посетили курляндскую Митаву, (современная латышская Елгава) где нашел временное убежище брат казненного на гильотине французского короля, в будущем унаследовавший корону Франции под именем Людовика XVIII. Жоржель присутствовал на аудиенции, данной мальтийцам принцем, а потом принял участие в приеме (не путать с аудиенцией), устроенном герцогиней Ангулемской, дочерью короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Но тут неожиданно случился казус.
