Вступление
Сознание медленно всплывало из глубин сна, вынося на поверхность сладкое и тягучее утро, словно мёд, стекающий с ложки. Последние лучи солнца, едва пробивавшиеся сквозь полупрозрачную штору, рисовали на стене золотистые узоры, в которых медленно танцевали пылинки. В комнате царила такая уютная, густая тишина, что вставать с кровати казалось почти преступлением.
Где-то за окном едва слышно перекликались птицы, да изредка доносился отдалённый шум мусоровоза – единственные напоминания о существовании другого, бодрствующего мира. Воздух в спальне был прохладен и свеж, пах слегка пылью, чистым бельём и едва уловимым, давно выветрившимся ароматом вчерашнего чая с чабрецом. Простыни, шелковистые и прохладные, приятно холодили кожу, а тяжёлое одеяло мягко укутывало, создавая идеальный кокон. Тело, расслабленное и вялое, цеплялось за последние клочки сна, не желая отпускать их в угоду дневной суете.
Каждая мысль в голове была ленивой и обрывочной, словно пух одуванчика. Но долго нежиться в этом блаженном оцепенении не вышло – пришлось подниматься, и это ощущение было горьким и резким, как отрыв от липкой, но такой манящей паутины безмятежности. Я медленно встал, и холодный паркет отозвался лёгким ознобом в босых ступнях. Щелчок выключателя прозвучал неожиданно громко в этой тишине, и лампа, вздохнув, разлила по комнате тёплый, жёлтый свет. Он не просто осветил пространство – он прогнал саму тень сна, вытеснив её из углов, заставив пылинки в его луче снова закружиться в новом, дневном танце. Заправляя кровать, я действовал на автомате, свернув одеяло и взбив подушки в ритуале, отточенном до бессознательного совершенства. Рука сама потянулась к телефону на тумбочке, и холодный гаджет стал первым грубым напоминанием о реальности, которая ждала за дверью спальни.
На кухне царил свой, особенный порядок. Лучи солнца, которые здесь были ярче, ложились на столешницу ровными прямоугольниками, выхватывая из полумрака крошки на столе и каплю засохшего варенья. В холодильнике, с его глухим ворчанием, нашлось всё необходимое для простого завтрака: яйца, хлеб, пачка масла. Шипение яичницы на раскалённой сковороде стало первым по-настоящему дневным звуком, его поддержал горьковатый, но такой бодрящий аромат свежезаваренного чая. Эти запахи – поджаренного масла, хлебной корочки и душистого чая – медленно заполнили кухню, вытесняя ночную прохладу и создавая новый, съедобный уют. Я устроился на диване возле телевизора, и даже не стал его включать. Тишина была предпочтительнее. Я неспешно завтракал, чувствуя, как тепло чая разливается по телу, и в голове, ещё лениво, начали выстраиваться планы на день: доделать отчёт, заехать в магазин. Всё казалось обыденным, спокойным и… правильным. Таким, каким оно должно быть.
Глава 1. Ночь среди дня
После завтрака, помыв тарелку и оставив её сушиться на решётке, я вернулся в комнату, собираясь немного отдохнуть перед тем, как взяться за дела. Но едва я переступил порог, как меня охватило смутное, почти физическое ощущение неправильности. Комната встретила меня не просто тишиной, а гнетущей, плотной немотой. Воздух казался тяжелее. И мрак – неестественный, глубокий, не тот уютный полумрак, что был с утра, а густой и бархатный, будто кто-то вылил в комнату чернил. Сердце сделало тревожный толчок где-то в горле. Я подошёл к окну, и пальцы нащупали шнур жалюзи. С лёгким шелестом пластины раздвинулись.
И сердце ухнуло вниз, проваливаясь в ледяную пустоту.
Снаружи была тьма. Не просто пасмурно или дождливо – это была настоящая, беспросветная ночь. Густая, вязкая, бездонная. В ней не было ни одного знакомого ориентира – ни огней соседнего дома, ни тусклого света фонарей на дороге, ни даже бледного лика луны или россыпи звёзд. Только абсолютная, тотальная чернота, поглотившая мир.
