1. Как правильно падать с двумя пистолетами
Луна над океаном: жёлтая и очень большая, будто, и впрямь, выплыла из волн, оплёскивающих её кратеры, открытые в тёмных подглазьях.
И воды выкрашены ею, этим жёлтым светом. Чей-то взгляд здесь всегда искал вторую, и не хватало точки опоры. С древнейших времён тут не было второй луны, довольствуйся одной.
Глобус может зависать и выжидать на крыле безветрия. Вот он и завис над океаном в толще варева из новообразованной погоды. Стик света заварил в этой готовой чашке острый синий кофе.
Глобус вертелся на страшной высоте над головой пулей падающего Аса. Внизу трижды мелькнули холмы, среди которых двигались тени облаков и мелькнуло лицо, быстро нарисованное сменой света.
Показался призрак замка – это могло быть игрой воображения в гаснущем от перегрузок влажном в черепной коробке мозгу дракона.
Но в целом падение выглядело для падающего так: неподвижность. Он висел, он жил в пустоте.
И была минута, да… одна, когда он увидел: целиком шар Эриду и пятнышко Луны, а за ними трёхрогое пламя солнца. Но это длилось самую пустяковину.
Высадка срочная обернулась смертью времени. Отследить ощущения было бы труднее, чем вертящуюся ужом реальность.
Но, конечно, не Глобус, не судьба корабля, приведённого им в тёмный рукав галактики, и не Эриду – место, где изменится их участь, интересовали падающего бесславно и растянутого на дыбе четырёх ветров дракона.
Его холодные слезящиеся, как сухой лёд, с дымком серые глаза пытались поймать там, внизу движение… золотой венчик разлетевшихся волос, быть может, он надеялся встретить другой взгляд – двух синих ясных и абсолютно лживых глаз.
Но вздор, обманщица надежда… давно замёрзли и встали мученическим венцом золотые пряди… её глаза неподвижно уставлены на сменяющуюся вокруг карту атмосферы. Ах, не знаю… не знаю я.
Умри она, и одной тайной станет меньше.
Но она жива, обязана выжить, чтобы ответить… чтобы сказать, хоть раз, правду.
Дракон летел сквозь облака камнем, обмерзая и раскаляясь. Времени вертеть головой, как это сделал бы какой-нибудь кот, чудом получивший крылья, у дракона не было. И всё время, пока летел он, не зная точно – вверх или вниз, он знал и помнил, как в дурацкой домашней игре, что это вовсе даже не он, а другой.
Когда камни выросли по обе стороны, он вдруг очнулся. Ас, сразу, едва выплыв из забытья, рождённого смертельным полётом, удержал себя от нелепых телодвижений.
Н-да… далеко залетел командир оставшегося в былом Глобуса, а всё стеснялся, что кто-нибудь увидит и посмеётся, осудит нибирийца, падающего с высоты восемнадцати километров без скафандра и, как его… парашюта хотя бы.
Было больно. Он какое-то время, очевидно, не дышал и, возможно, пережил какую-то из смертей. Конечности отсутствовали… он весь был одно – стрела, не желающая корчиться от жара и хлада.
Вершина горы свистнула мимо, дышал океан в проёме между скал. Это он увидел кратко, картинкой на краю зрения. В толстом кристалле воды что-то двигалось, извиваясь, в капле смолы ещё доживала и боролась мушка. Висело облако, и он упал мимо облака. Сизые голубые бока изнутри красноваты из-за того, наверное, красного диска, очень близко крутящегося на острие горы.
Ас увидел блеснувшее золото. Многое он увидел, но ту, из-за которой он смешнейшим образом выпал из корабля, он не встретил.
Синева, но то было небо… ему померещились во влаге облака синие глаза, глядящие снизу.
Он запутался в своих впечатлениях и от раздражения – ибо раздражителен, как огонь, вырвавшийся из печки, был командир Глобуса – дёрнулся всё же. Тут же он узнал, что конечности у него имеются. В кулаках закостенели пистолеты, и тогда он сообразил, почему его путь сопровождается вспышками молний.
