Конспект летит в сумку, а за ним и шариковая ручка.
– Нет, Витя. Нет. Нет. И еще раз нет! – закидываю лямку своего
баула на плечо и, развернувшись, выхожу из аудитории.
– Ну, Жека, – канючит одногруппник, преграждая мне путь. –
Пожалуйста…
Обессилено прислоняюсь к стене, хмуро смотря на парня.
– Витя, сегодня у нас было пять пар, и, в отличие от тебя, я
присутствовала на всех. Теперь у меня только одно желание –
добраться до общаги и вырубиться, ─ не теряю надежды достучаться до
совести сего индивида.
Но, как оказывается, это дело совершенно напрасное и заведомо
обреченное на провал. Витек делает глаза, как у шрековского кота и
складывает в умоляющем жесте руки.
– Женечка, Женюта, Женчик, не дай мне погибнуть, – театрально
всхлипывает он. – В пятницу Лещенко будет требовать результаты
экспериментов, а у меня и десяти обследуемых не наберется.
– Это твои проблемы, – безразлично пожимаю плечами и собираюсь
нырнуть под его руку, которая не дает мне пройти.
– А тебе за это Лещенко бал на экзамене докинет, – в последний
момент успевает поймать меня за локоть этот нытик.
– Вить, – пытаюсь освободиться из его захвата. – У меня и так по
физиологии сенсорных систем высший бал. Зачем мне это?
– А из сострадания к ближнему своему, – не сдается парень,
умильно поднимая бровки домиком.
– Мое сострадание спит сейчас мертвым сном. Собственно, как и я
должна была уже в это время. Но ты меня не пускаешь, ─ уже начинаю
закипать.
– Ну, хочешь, я на колени стану? ─ уже намеривается бухнуться на
пол отчаявшийся однокашник.
– Сдурел, что ли? ─ испуганно вскрикиваю, ибо на нас уже
начинают таращиться люди.
Этого еще не хватало. Потом будут болтать, что Линевич заставила
Лосенко перед всем факультетом в ногах у себя валятся. И буде мне
крышка. Ибо Танька, которая влюблена в этого самого Лосенко, моя
соседка по комнате. И уж выдрать мне волосы она не побоится.
– Теперь ты видишь, в какой я печали?! ─ стонет парень, картинно
прижимая свободную руку ко лбу и закатывая глаза.
– Вижу, ─ хмыкаю, понимая, что Витек таки своего добился. Ну
почему я такая добрая? Почему? ─ Ладно, уговорил. Но с тебя ужин.
Готовить совсем нет сил.
Лицо страдальца озаряется надеждой, и он, так и не выпустив мою
конечность, волочет меня в сторону лабораторий.
Там, в тесной малоосвещенной комнатушке, где скромно
примостилась у стены крохотная темная кабина, и есть тайное убежище
психофизиологов. В этой самой кабинке почти все свободное
пространство занимает огромное черное кресло. На него мне и
предстоит взгромоздиться и провести не менее пятнадцати минут в
закрытом звукоизолированом пространстве с электродами на
голове.
За компьютером сидит напарник Витька Олег и бдит.
– О, жертва, – завидев меня, довольно потирает руки еще один
психофизиолог.
– Хоть одно слово, – зло прищуриваюсь. – И я разворачиваюсь и
ухожу. Так уж и быть, лягу спать голодной.
– Нет, Женечка, он пошутил, ─ гневно смотрит в сторону напарника
мой конвоир. ─ Очень глупо пошутил и раскаивается от всего сердца.
Правда же, Олежа?
– Конечно же, от всего сердца И печени. И почек. И
желудка, – кивает этот охламон, ковыряясь в ящике стола. – Какой
запах на этот раз будем брать?
– Давай бергамот и розмарин, – чешет затылок Витя, принимая сии
специфические извинения
Я кидаю свою сумку на стульчик возле стола и протискиваюсь в
камеру.
Кресло у психофизиологов мягкое и уютное. Витя срезу же
регулирует спинку, так, чтобы мне удобнее было сидеть, и начинает
аккуратно одевать на голову шапочку с датчиками, тщательно фиксируя
их на нужных участках кожи. Тогда-то меня и начинает охватывать
незнакомое тревожное предчувствие. Волосы буквально поднимаются
дыбом, а по позвоночнику пробегают колючие мурашки.
