В городе творилось что-то непонятное. Никто не хотел со мной разговаривать. Все прятались, и ощущение было такое, что город затих в ожидании чего-то нехорошего. Исчезли даже проститутки, всегда стоявшие на выезде c Елисейских полей. Там, где много бетонных гаражей, с матерными надписями по-русски. Мент, встреченный у входа бар «Макауми», на прямой вопрос – что происходит? – взглянул на меня, как на идиота, и сбежал. Так же повел себя и расфуфыренный полицейский на гнедой кобыле – молча развернул коня и, хлестнув его плеткой, постарался быстрей исчезнуть, только высокий плюмаж на шляпе закачался.
Я понял, что все-таки придется топать к Вовке-морячку – в его баре трется вся портовая шваль и тот всегда в курсе всего. Шагая по непривычно пустым улицам Москвы, я ломал голову над тем, что произошло тут за время моего вынужденного отсутствия. Голова болела, три дня я пил в подвале с китайцем Ли и здоровенным толстопузым хохлом по кличке Цибуля. Сначала наша компания отмечала удачное окончание одного дельца, принесшего некоторый доход, а после продолжали уже по привычке. В этом сраном городе не принято было пить по одному дню – все же время пройдет быстрее – этому научил старый ацтек, которого научили пить еще конкистадоры:
– Спать надо до обеда, в гости ходить на три дня, а пить – не меньше недели, тогда ещё не так скучно… – бесстрастно вещал он, поглощая выпивку, в баре на перекрёстке Пятой авеню и строгой, прямой как стрела, улицы имени Ким Ир Сена.
– Ты чё, идиот, припёрся в такую рань? – «ласково» встретил меня, выглянувший в окошко двери, негр Костя; его круглая чёрная рожа лоснилась, похоже, в заведении Морячка было жарко.
– Открывай!
У меня не было никаких сил вступать в перепалку с «шестёркой» Вовки. Толстая дубовая дверь со скрипом отворилась, и чёрный бугай отодвинул пузо, чтобы пропустить гостя. Войдя в заведение, я ошалел – заведение было пустым: не так как всегда, когда Вовка говорил «заходи, у меня пусто», и это значило, что зал полон лишь наполовину. Нет, сегодня в зале все столы пустовали, и даже на барной стойке никто не спал. Я потряс головой – за все время пребывания в этой Москве не видел ничего подобного. «Может, я все ещё сплю пьяный в нашем подвале?» Уж очень реальность походила на кошмар.
– Где сам?
Негр молча ткнул пальцем в сторону кухни и, уронив голову на грудь, задремал в своём кресле у двери. Я поплёлся к своему столику в дальнем от эстрады углу, и тяжело плюхнувшись на жесткий стул, задумался: «Что сделать, чем подлечиться?» Решив, что всё-таки русский рецепт лучше, крикнул пустой стойке:
– Принеси рюмку чистого! И запить!
– Чё орешь? Не видишь, нет никого!
Из дверей, ведущих на кухню, наконец, появился хозяин. Он зашёл за стойку, булькнул из бутылки в гранёную стопку и, прихватив бутылку пива, направился ко мне.
– Отмечали?
Я кивнул, держа в трясущейся руке стопку со спиртом, потом решился и опрокинул содержимое в горло. Моряк сунул в мою руку открытую бутылку, и я залил раскалённый свинец тёмным английским пивом. Посидел, прислушиваясь к организму и вытирая выступившие слезы. Это было мое личное изобретение – опохмеляться чистым спиртом – убыстрялся весь процесс лечения, правда, больше в этом городе никто так и не последовал моему примеру.
– Как ты хлещешь чистый? – привычно сморщился Вовка. – Ладно, сам знаю, потому что ты настоящий сибиряк, а мы все так – шушера.
За годы, проведенные в городе, все уже знали друг о друге почти все. Я примиряюще махнул рукой:
– Брось. Я же так только по пьяни считаю.
Вовка усмехнулся:
– Ты и огребаешь только по пьяни…
– Черт с ним, сам знаю, что пьяный – дурак. Ты мне скажи – где все люди?
