Со всего духу бегу по засыпанной снегом дорожке.
Снег хрустит под ногами, он летит в лицо с порывами ветра, он
валится с неба красивой холодной крупкой.
Но мне не до красот вокруг.
Мне только добежать до крыльца. Вон оно, всего в нескольких
метрах, вон дом, там уютно светятся окна, в столовой в разгаре
ужин.
Ну почему я поперлась до машины, почему именно сейчас мне
понадобилась эта проклятая сумка.
За спиной скрипит снег. Под мужскими ботинками.
Он не остановился, он гонится за мной.
И ему удобнее, это я, подхватив длинный шлейф платья, в туфлях
на каблуках несусь по сугробам.
А он...
Он перехватывает меня, когда я уже почти у цели. У первой
ступеньки крыльца. Сильные руки стискивают талию и отрывают меня от
земли.
Открываю рот и визжу, выкрикиваю имя мужа. Верчусь и ногтями
впиваюсь в кисти преследователя.
- Заткнись, - звучит над ухом тихий приказ.
И в этом грубом слове сказанном низким голосом, столько едва
сдерживаемой ярости, что я сразу замолкаю. Этот мужчина, который
сейчас крепко сцапал меня - я знаю его всего-ничего. Но уже уяснила
- его лучше не злить. Он церемониться не станет, он меня просто
прибьет.
Он тащит меня к воротам. Не несёт, а именно тащит, равнодушно,
будто куклу. В снег падает одна туфля, за ней другая, остаюсь
босиком, вплотную прижата к его торсу.
Он даже без пальто, караулил меня на улице в одном костюме, у
таких, как он кровь горячая, лавой растекается по венам.
Такие, как он - враги.
Охотники.
Главная цель которых - истребить демонов.
А я...
- Лили! - слышу позади голос мужа.
Моего спасителя.
Слава богам. Внутри разливается облегчение. Он меня не отдаст,
он что-нибудь придумает.
Мой преследователь резко разворачивается. Меня не отпускает,
держит перед собой, словно щит.
Смотрю на Демьяна. Муж сбегает по крыльцу, в руках у него
трость. Гладкая палка из темного дерева с острым стальным
набалдашником. И этот заострённый конец он направляет на нас.
- Осман, - говорит он. - Отпусти ее. Сами разберемся.
Ощущаю тихий смешок, который Осман выдыхает мне в макушку.
Перехватывает меня одной рукой, легко удерживает.
Другая его ладонь ложится мне на грудь. Скользит по платью,
большой палец небрежно задевает торчащий сквозь ткань сосок. Его
рука замирает под левой грудью, накрывая сердце. Надавливает.
Из моего горла вырывается хрип. Ладонь мужчины вдруг отдает
холодом, будто железными щипцами пробирается под кожу и
зажимает.
- В общем, смотри, Демьян, - Осман убирает руку, и мне враз
становится легче дышать. Успеваю заметить на его ладони какую-то
черную татуировку, прежде чем он показывает ее Демьяну. - Эта
печать моя страховка. Прежде чем ты успеешь замахнуться своей
волшебной палкой - я сделаю вот так, - он снова прижимает ладонь с
печатью к моему сердцу, выбивая из меня хрипы, - и ты веками будешь
искать свою жену в преисподней.
На нас падает снег, в оранжевом свете фонарей кружится, танцует.
Демьян смотрит на меня и молчит. Лицо мужа бледное, на нем
нездоровым блеском горят черные глаза.
Угрозы, которыми бросается Охотник, для меня непонятны. Но мне
больно сердце, когда его ладонь под грудью. И это нехорошо. И
Демьян это знает и видит. Он думает.
- Ясно, - Демьян опускает трость. - Чего ты хочешь?
- Ты не понял? - Осман усмехается. Встряхивает меня, будто вещь.
И как о вещи говорит, - вот это мне надо. Это я забираю.
Чувствую, что во мне поднимается злость и тут же скатывается
куда-то в желудок, сердце учащенно бьётся, готовое выпрыгнуть, не
могу сосредоточиться, даже руку поднять не могу, чтобы сбросить
ядовитую мужскую ладонь.
- Забираешь, - повторяет Демьян. Его губы складываются в
недобрую гримассу, с такой улыбочкой клоуны-убийцы в ужастиках
разгуливают с ножом наперевес. - Ты забираешь мою беременную
жену.
