Московская осень, московская
осень
Погожий денёк случайно
подбросит.
И память меня, словно ветер,
уносит.
В другую такую же точно московскую
осень.
И память меня, словно ветер,
уносит.
В другую такую же точно московскую
осень.
Александр Иванов и группа
«Рондо»
- Милка, тащи новые полотенца. У
госпожи снова жар! - на крик пожилой женщины прибежала молоденькая
горничная.
- Сейчас, сейчас поменяю на влажное
полотенце! - Милка бодро зашуровала возле больной, пытаясь помочь
ей устроиться поудобнее.
На суету в комнату зашла статная
женщина, её карие глаза с золотистыми искорками взволнованно
блестели:
- Что с мамой? Ей не стало хуже? Я
сей же час пошлю за лекарем.
- Нет в том необходимости, поверь! -
слабо прошелестело из подушек.
Пожилая женщина успокаивающе
улыбнулась. Она лежала на горе подушек и с пониманием смотрела на
дочь.
- Мама, но как же так! - казалось,
та была в отчаянии.
- Элиза, пойми одну вещь! От
старости лекарства нет, - пожилая дама не смогла больше говорить,
грудь тяжело вздымалась. Она снова откинулась на подушки, устало
сомкнула веки.
- Госпожа Элиза, маменька ваша
права. Ей бы сейчас отдохнуть не помешает, - старая служанка
постаралась скрыть тревогу.
- Нет, я, пожалуй, останусь здесь. В
кресле возле камина. Сдаётся мне, что тут прохладно. Камин едва
теплится, – дама зябко повела плечами. - Рина, ты можешь быть
свободна.
- Как прикажете, госпожа Элиза, велю
принести ещё дров, -сказала Рина. Она вышла, старчески шаркая
ногами.
- Мама, ты слышишь меня? - после
мучительного молчания выдавила из себя Элиза. - Дозволь, я подойду
ближе, - она осторожно приблизилась к постели маленькой сухонькой
женщины, в её карих глазах с золотистыми искорками застыла тоска и
боль.
Казалось, та не обратила на это ни
малейшего внимания, мысли витали где-то настолько далеко, что это
очень напугало дочь.
- Мама, как ты? - повторила она, в
прочем, и не ожидая ответа.
Глаза старухи были открыты, но
видела ли она? Вот в чём вопрос? Дочь наклонилась, услышав
невнятное бормотанье: "Лиза, дай поспать ещё немного. Сегодня ведь
выходной. Хочешь, телевизор посмотри...».
- Милка, ты слышала это? - паники в
голосе Элизы было не занимать.
- Дак жар поднялся у госпожи
третьего дня как, стал быть, бредит теперь... - дрожащим голосом
лепетала горничная. - С кем она разговаривает? И что такое
телевизор? Не иначе, кончается совсем госпожа! - рыдания уже были в
голос.
- Беги же скорее за лекарем, он...
не знаю... должен быть...
- Чай не в людской, недалече, живо
приведу, - Милки и след простыл.
От горя и бессилия Элиза впала в
ступор. Между тем, её мать продолжала бессвязную речь: "Лизок, я
знаю, что примерная тетушка так не поступает, но что ты думаешь по
поводу пиццы на завтрак? Готовить я сегодня не намерена!".
" Пицца? Тетушка?".
- Мама, мама, - выдержка изменила
Элизе Валер, она резко схватила её за грудки.
Внезапно взгляд пожилой дамы стал
сфокусированным и осознанным. Целая делегация ворвалась в покои
госпожи Валер. Под предводительством лекаря, господина Ганера,
который даже не пытался скрыть озабоченность состоянием
больной.
- Анелия, вы слышите меня! Я ваш
лекарь, Лазар Ганер!
- Слышу и даже вижу! - помедлив,
промолвила женщина. - Оставьте меня! Все! - она слабой улыбкой
попыталась сгладить явную грубость своих слов. - Я просто...
устала... хочу побыть одна...
Она бессильно откинулась на подушки
и закрыла глаза.
- Да, да, конечно, госпожа Анелия,
вот туточки в уголку посижу токмо, ежели понадобиться чево! -
пожилая Рина была человеком, спорить с которым не представлялось
возможным, и хозяйка просто слегка махнула ресницами в знак
согласия.
Все потихоньку вышли из комнаты.
"Поди ж ты, маленькая госпожа и браниться не стала!", - подивилась
про себя старая горничная, когда Элиза молча вышла вместе со
всеми.