Жарко, настоящее пекло, хотя только одиннадцать часов утра. Впереди ещё целый день съёмок на солнцепёке. Палящие лучи отражаются от всех предметов, добавляя слепящий беспорядок и в без того суматошный длинный день. Этот день действительно обещал быть длинным. Согласно плану нужно было захватить утренние часы, поэтому встать пришлось в пять часов, и я до сих пор не могу стряхнуть с себя полусонное состояние, усугублённое расплавляющей жарой.
– Аля, принеси ещё минералки, совсем жажда замучила, – крикнул мне режиссер.
Аля – это я, Альбина Ветлицкая, обычная новоиспечённая студентка, зачисленная на первый курс химического факультета технологического университета. И что я делаю на съёмках настоящего художественного фильма? Подрабатываю младшим помощником режиссёра, то есть «подай-принеси». Лучшая подруга Даша мне даже слегка завидовала.
– Тебе очень повезло устроиться на престижную, интересную, творческую, пусть и временную работу. Это же класс! Посмотришь на кухню съёмок фильма изнутри, увидишь популярных актёров в привычной для них среде, может быть, познакомишься с кем-нибудь интересным. Представляешь! Ты встречаешься с актёром! – восхищалась она.
– Ну да! Не с моей удачей, – ответила я.
И дело даже не в том, что я не тяну на подружку даже непопулярного актёра. С моей-то ординарной внешностью… Тёмные прямые волосы чуть ниже плеч, карие глаза, рост – метр пятьдесят восемь, вес – пятьдесят шесть. Я просто не дружна с удачей. Так и вышло. За месяц работы ни с кем близко не сошлась... Дело ограничилось этим самым – подай и принеси, а также постоянными выговорами и жалобами всех участников съёмок на недостаточно холодные напитки, скудную тень от расставленных мною пляжных зонтов и прочих мелочей, которыми я и должна заниматься. Хорошо хоть запомнили моё имя.
Мне полагалось появляться на работе первой и уходить последней, когда всё уберу на склад или, как сегодня, в передвижные вагончики. Эта работа мне порядком надоела. Слава богу, осталось всего четыре дня. Через четыре дня начнутся занятия в университете. Вот об этом и буду думать, стараясь отвлечься от пекла и царящего вокруг бедлама.
Мечтая о тихих аудиториях и прохладных лабораториях, я волокла по песку очередную неподъёмную сумку-холодильник с напитками, когда вдруг сообразила, что шум как-то изменился. Вместо постоянных выкриков «мотор», «стоп», «поправь грим», «не стой здесь, выйди из кадра» и тому подобного – невразумительные крики и плач. У самой воды, вокруг большого камня, на котором в этом эпизоде главный герой должен объясняться в любви героине, столпилась съёмочная группа.
Мужчины жестикулировали, женщины рыдали. Мои руки бросили сумку, а ноги сами понесли прямиком в гущу толпы. Ну да, конечно, главный герой, молодой красавец актёр, не сумел удержаться на камне и теперь лежал на песке с неестественно вывернутой ногой. Бледное лицо, рот искажён в немом крике, дрожащие длинные пальцы рук… Кто-то по мобильнику вызывал «скорую помощь», остальные застыли в растерянности, не зная чем помочь.
Распихивая людей, пробираясь к бледному как смерть Игорю, я не понимала зачем это делаю, ведь я не врач и даже не медсестра, но руки сами прикоснулись к распухшей голени.
– Ты что делаешь, не трогай, – взвизгнула гримёр Ольга, вцепившись в мою футболку.
– Оставь её: может, она знает, что делать, – остановил её Егор Дмитриевич, наш режиссер, единственный, кто не метался в панике.
– Да что может знать, эта девчонка? – не унималась Ольга.
– Пусть попытается: Игорю плохо, а «скорая» быстро сюда не доберётся.
Их перебранка и все прочие звуки слышались как сквозь вату. Мозг онемел. Я не могла глаз отвести от ноги, а выглядела она жутко. Распухшая с выпирающим обломком кости, натянувшим бледную кожу. Казалось, кость вот-вот проткнёт её. Всё это отметил мозг, что делать – я не знала, зато мои руки, похоже, кое-что умели.
