Нью-Йорк, 1900-ый год
Из-за сильной жары окна трёхэтажного особняка, находящегося
недалеко от Центрального парка, были открыты. Когда с залива
налетали порывы ветра, легкие тюлевые занавески на окнах взлетали,
приоткрывая любопытным взорам прохожих убранство комнат.
Судя по обстановке, у хозяина дома водились деньги. С тротуара
можно было видеть сверкающие хрустальные люстры, картины в
золоченых рамах, шкафы, украшенные витиеватой резьбой, остролистные
пальмы и букеты цветов в пузатых вазах.
Всё это великолепие принадлежало Чарльзу Риверсу, несколько лет
тому назад приехавшему вместе с семьей в Соединённые Штаты из
Англии. Мистер Риверс приобрел в Нью-Йорке особняк на девяносто
шестой улице, а также стеариновый и мыловаренный заводы недалеко от
города. Кроме свечей и брусков мыла на этих предприятиях выпускали
еще олеин, а если появлялись заказы — то и динамит.
Большую часть времени Чарльз Риверс проводил в заводских
конторах. Его жена, дочь и племянница привыкли к тому, что с
понедельника по пятницу, а также всю первую половину субботы его не
бывает дома. Чарльз Риверс проводил в кругу семьи вторую половину
субботы и воскресенье, за исключением нескольких часов, когда он
уединялся в своем кабинете, оформленном в восточном стиле для того,
чтобы немного помедитировать и покурить кальян. Привычку
медитировать, как и курить кальян, мистер Риверс унаследовал от
младшего брата, погибшего в Индии. Тот был не только храбрым
офицером, но и неисправимым повесой и, находясь в Индии, женился на
красавице-индуске, отправив ее незадолго до своей гибели вместе с
крохотной дочерью (девочке тогда не было еще и года), к матери в
Англию. Английский климат индианке не подошел, и вскоре после
приезда она слегла, а когда узнала, что ее
любимого супруга не стало, впала в депрессию
и умерла. Вслед за невесткой ушла в мир иной и
свекровь. Чарльзу пришлось стать опекуном маленькой
племянницы, унаследовавшей от матери смуглый цвет кожи и
угольно-черные волосы.
Центральный парк, рядом с которым находился особняк мистера
Риверса, пользовался большой популярностью среди жителей Нью-Йорка,
особенно — в жаркие летние дни. Толпы горожан ежедневно
направлялись туда, чтобы укрыться от изнурительного зноя под
раскидистыми кронами деревьев. Фонтанчики с питьевой водой утоляли
жажду всех, приходивших в парк, а лениво расхаживающие по газонам
голуби, совсем не боялись людей и спокойно клевали хлебные крошки у
их ног.
В полдень 17-го июня жара усилилась и стала невыносимой: воздух
казался горячим, как пар, рвущийся из носика закипевшего чайника, и
число людей, бредущих по девяносто шестой улице в сторону
Центрального парка, заметно увеличилось.
Возле дома мистера Риверса остановились двое: смазливый парень
лет двадцати и хорошенькая рыжеволосая девушка. Парень,
рассматривая особняк, присвистнул и с плохо скрытой завистью
произнес:
— Живут же некоторые!
— Да, — подтвердила девушка. И, вздохнув, тихо добавила: — Так
жалко, что у нас с тобой никогда не будет ничего подобного.
— Ну, это мы еще посмотрим! — ответил парень с вызовом. — Говорят,
милочка, что в нашей стране каждый может разбогатеть, если захочет
и если, как следует, постарается. У меня, дорогуша, есть
соображения как можно быстро и легко заработать кучу
долларов.
— Интересно, чей этот дом? — спросила девушка, не отрывая взгляда
от окон дома, за которыми царила роскошь.
***
В это время на втором этаже особняка, в комнате обитой узорчатым
китайским шелком, вертелась перед зеркалом молодая блондинка,
примеряя сиреневое платье с блестками. Это была жена Чарльза
Риверса. У нее спиной стояла француженка-модистка. Модистка,
бормоча что-то себе под нос, бросала быстрые и внимательные взгляды
то в зеркало, то на клиентку.