– Мама! – Ярик, что есть мочи, долбит в дверь моей комнаты,
призывая на помощь свою главную заступницу.
Пинает обшарпанное полотно, пронзительно взвыв от боли, и уже
вполне различимо всхлипывает, подтверждая мои опасения – он сейчас
разрыдается. Расплачется в голос, размазывая соленые дорожки по
пухлым щекам, и, стряхнув с курчавых волос осыпавшуюся с потолка
штукатурку, обязательно ударит меня своим кулачком в живот. Ярослав
у нас низкорослый, весь в отца.
Я отскакиваю к окну, торопливо избавляясь от своей кофты, и
прежде чем успеваю натянуть на обнаженное тело мальчишескую майку,
замечаю замершую в дверях родительницу. Стоит, устроив свои
неухоженные ладони на расплывшейся талии, и злобно зыркает на меня
из-под слипшихся ресниц. Волосы небрежно разбросаны по плечам, на
скулах черная крошка от туши, а старенький выцветший халат, чьи
пуговицы грозятся вот-вот лопнуть от натуги, уродливо помялся. Мы
ее разбудили.
– Срам прикрой! – едва ли не рычит, отвешивая подзатыльник
выскользнувшему из-за ее спины школьнику, c нескрываемым интересом
разглядывающему мои формы, и уже ищет хоть что-то, чем могла бы
отходить меня по заднице. – Опять его задираешь?
– Господи! Больно надо, – закатываю глаза и не думаю стесняться
одиннадцатилетнего паренька, слегка полноватого, а вкупе с этими
заалевшими щеками больше похожего на перезревший томат, грозящийся
вот-вот лопнуть то ли от смущения, то ли от возможности вживую
созерцать женскую грудь.
Напротив, веду плечами на цыганский манер и неторопливо
отыскиваю среди белья подходящий бюстгальтер. Чего он там не видел?
В наше время спасать детей нужно вовсе не от бесстыжих старших
сестер, а от интернета, где при желании можно полюбоваться и куда
более занимательными частями тела.
– Она мою майку забрала! Новую, – тем временем жалуется
предатель, возвращая себе способность говорить так же быстро, как
щелкает застежка моего лучшего балконета – кружевного, слегка
застиранного, но под плотной трикотажной тканью моей обновки это
вряд ли кто-то заметит.
– А – ну, верни, – мама кивает на мой трофей, в который я только
что вознамерилась влезть, и делает шаг вперед, всерьез веря, что ее
грозный вид меня испугает.
Пожалуй, тараканы на нашей кухне выглядят куда более устрашающе,
чем эта дама, носящая под сердцем очередного младенца.
– И не подумаю. Мне она идет больше.
И ведь не вру. Вновь нахожу глазами рыжего мальчугана, от
возмущения раздувающего ноздри, и в сотый раз убеждаюсь – красный
ни его цвет. Уж слишком сливается с кожей.
– А дальше что? Плавки его начнешь воровать?
– Или носки, – деловито подбоченившись, Ярослав подкидывает
варианты, но вот уже в ужасе округляет глаза. – Аккуратней! Она
ведь новая!
А я и не думаю церемониться – дергаю бирку изо всех сил и бросаю
этикетку на пол. Чистота – не мой конек. Да и в доме, где никто не
зацикливается на уборке, такие таланты вовсе не нужны, ведь убирать
за всеми мне просто не хватит времени.
Не обращая внимания на пылающую гневом парочку, я как ни в чем
не бывало натягиваю на себя чужую майку и обвожу губы темной
помадой, стараясь не вдыхать запах дешевой косметики и почерневшего
яблочного огрызка, что уже третий день покоится на старом
лакированном трюмо… Когда-нибудь я буду жить иначе. Главное верить,
верно?
– И приберись, наконец! – заметив гримасу отвращения на моем
лице, женщина хмурит брови, собирая разбросанную по кровати одежду.
Вешает на спинку мои домашние брюки и отпихивает ногой ярко-розовые
носки, скрученные в незатейливый клубок.
Не думайте, что мне это нравится. Скорее я слишком
принципиальна, чем безнадежно ленива… В доме четыре ребенка, не
считая меня, один мужчина, предпочитающий маскировать запах пота
резким одеколоном, и женщина, в качестве развлечения раз в три года
посещающая роддом.
