Пролог
— Андрей Павлович, Волков прислал пакет документов, —
войдя в кабинет, сразу переходит к делу юрист моей фирмы.
Я откидываюсь на спинку кресла и останавливаю свой
взгляд на его не выражающем никаких эмоций лице, чувствуя, как
непроизвольно губы подергиваются в ухмылке.
— Что на этот раз их не устроило? Черт! Мы никогда не
договоримся! Антон, может, мне стоит найти другого специалиста? —
бросая на стол шариковую ручку, ощущаю, как каждый нерв
натягивается струной, и я больше не в силах себя
контролировать.
Миллион гневных слов почти срываются с моего языка,
однако Павлов опережает и, глядя мне прямо в глаза, тихо
произносит:
— Она подписала.
Тишина оглушает. На долю секунды тело пронзает разряд,
а перед глазами начинают плясать яркие мушки. Я беру бумаги, листаю
и цепляюсь глазами за аккуратно выведенную ее рукой фамилию.
— Андрюх, это все. Даже не знаю, поздравлять тебя
или…
***
Я открываю квартиру своим ключом, неторопливо снимаю
пальто и вешаю его в шкаф. Как всегда, кладу ключи на комод и бреду
по темному коридору к кухне, из-под двери которой пробивается
тонкая полоска света. Она стоит у окна и даже не думает
поворачиваться, хотя мы оба знаем, что она слышала мою возню в
прихожей, неторопливые шаги и скрип паркета. Гордая и такая
недоступная, как будто между нами не было девяти лет совместной
жизни, словно я недостоин даже взгляда ее темно-серых, почти черных
в минуты неги и удовольствия, глаз.
В доме жуткая, гнетущая тишина, и никто из нас не
пытается ее нарушить. За окном падает снег, устилая землю большими
пушистыми хлопьями, и она неотрывно следит за их полетом, обхватив
себя руками за плечи так, словно зябнет от их колючего холода. Не
знаю, сколько мы так стоим, боясь нарушить молчание, не знаю, о чем
она думает, но в одном сомневаться не приходится — мы дошли до
конца и назад уже не вернуться. Комнату заполняют звуки мелодии
моего мобильного, и женщина вздрагивает от неожиданности, еще выше
поднимая голову и выпрямляя спину.
— Да, — бросаю я коротко, увидев на экране знакомое
фото голубоглазой шатенки. — Я скоро буду.
— Поторопись, пожалуйста, я уже трижды разогревала
ужин! Ты уже забрал вещи? — с явной тревогой в голосе спрашивает
меня та, с кем я проведу сегодняшнюю ночь, встречу завтрашнее утро
и, возможно, когда-то дам ей свою фамилию.
— Я… только зашел в квартиру. Дай мне час, позвоню, как
закончу, — сбрасываю звонок и ощущаю непривычное смущение от
мгновенного осознания, что заставил жену стать свидетельницей
разговора.
А она все так же стоит и вглядывается в городской
пейзаж. Собирать вещи не приходится, она уже давно их аккуратно
сложила в два больших чемодана, заблаговременно упаковала мои
любимые книги и разные безделушки, когда-то украшавшие полки в этом
кабинете. Теперь он настолько пуст, что выглядит совершенно
нежилым, словно я не засиживался в нем до поздней ночи, а она не
приходила, чтобы увести меня в спальню, ссылаясь на то, что без
меня ей не спится… Она не упаковала лишь фото с моего стола. Просто
перевернула их рамками вниз, будто так легче, когда не видишь наших
счастливых лиц, отпечатанных на глянцевой бумаге. Я беру в руки
одно из них и замираю, пытаясь впитать в себя тепло улыбки той, что
сейчас смотрит на меня с фотокарточки. Я сделал этот снимок в
первое утро после нашей свадьбы: она только проснулась и глупо
хохотала над моим желанием увековечить ее счастливое лицо. Волосы
взлохмачены, руки придерживают белое покрывало на обнаженном теле,
а глаза светятся любовью.
— Я подумала, что будет неправильно, если ты возьмешь
их с собой. Да и незачем, — стоя в дверях и наблюдая за мной,
произносит она спокойно.
— Да… Ты подписала? Думал, что мы еще не скоро с этим
покончим, — как-то грубо отвечаю я.
