Весна в этом году выдалась на редкость теплой. Нет
необходимости кутаться в огромные шали, спасаясь от не
щадящего мартовского ветра, и отказывать себе в удовольствие
пощеголять по оживающим улицам в любимых сапожках, опасаясь
увязнуть в грязи коричневой замшей дорогой обуви. Даже птицы в этом
году поют иначе. Словно сама природа решила вдоволь надо мной
посмеяться, идя вразрез с моим душевным состоянием. Внутри, за
показной улыбкой и блеском серых глаз, бушует буря смятения и
полнейшего непонимания, как я умудрилась настолько запутать свою
жизнь.
Останавливаясь перед окном, я придирчиво вглядываюсь в
свое отражение, проверяю не выбились ли непослушные пряди из
высокого хвоста, задерживаю свои пальцы на раскрасневшихся щеках, и
несколько раз жмурюсь, пытаясь отогнать мысли о разговоре, который
стоит в моей памяти, мелькая разнообразными картинками перед
взором. Я захожу в дом крадучись, словно не имею никакого права
осквернять это жилище своими мрачными думами, как-то воровато
оглядываюсь по сторонам, отмечая, что Сергей уже вернулся из своей
затяжной поездки и водрузил куртку на резную вешалку из белого
дерева. Вокруг ни звука. Семен, как всегда, пропадает на
тренировке, а Софья осваивает цвета в квартире моей свекрови,
наверняка выслушивая от нее, как же ей не повезло с матерью. Я так
и вижу, как Светлана Викторовна склоняет свою голову набок,
недовольно цокает языком и выдает нечто, вроде: «Бедное дитя! Не
волосы, а воронье гнездо! Вся в мать!». Для нее я всегда
не так причесана, не так одета, не то говорю... Или
устраивает ее на своих коленях, прижимая маленькую головку к груди,
и, начиная поглаживать детские плечи, громко вздыхает. О чем она
думает в этот момент? О том, что, как бы она ни любила свою внучку,
смирится с тем, что единственный сын, достигший высот в
строительном бизнесе, держащий в страхе своих конкурентов и твердо
знающий, чего хочет, вопреки здравому смыслу предпочел связать свою
жизнь с обыкновенной торговкой. Именно так она меня называет. И не
спасает ни то, что я владею небольшим магазином, пользующимся
популярностью, ни то, что по образованию я инженер-конструктор… Для
нее я навеки - рыночная баба, коей она считает меня с той
минуты, как впервые увидела за прилавком.
Огромное зеркало, перед которым я так часто задерживаюсь перед
выходом, сегодня являет мне жуткую картину: губы поджаты, в глазах
стоит страх, а руки потряхивает. Замерев перед дверью в гостиную,
где я, наверняка, застану супруга, я сжимаю ладони в кулак, набираю
побольше воздуха в лёгкие и, наконец, касаюсь рифлёной ручки,
вздрагивая от скрипа дверных петель. Титов сидит в кресле, играя с
бокалом, наполненным янтарной жидкостью, а по нездоровому блеску
его глаз, отчего-то сейчас кажущихся черными, я явственно понимаю,
что он уже изрядно принял на грудь. Сколько мы не говорили? Неделю?
А у меня такое чувство, что в последний раз я видела его очень
давно, в какой-то параллельной реальности…
- Пришла, — зло пронзая меня своим взглядом, то ли спрашивает,
то ли констатирует факт моего присутствия. В голове звенит
тревожный звоночек, но я не произношу ни слова, останавливаясь в
центре комнаты. Что мне ему сказать? – Как отдохнула?
Я слежу за тем, как он отставляет бокал на журнальный столик, не
выпуская меня из виду, неторопливо встает, засовывая руки в карманы
брюк, и как хищник, медленно, с осознанием собственного могущества
и превосходства, подходит ко мне, останавливаясь лишь в паре
сантиметров.
- Ну и как? Он все так же хорош, как и прежде? – холодная сталь
его голоса, заставляет меня вздрогнуть от осознания, что ему
прекрасно известно, с кем я сегодня встречалась. Я цепляюсь
взглядом за пульсирующую венку на его шее, скольжу своим взором по
напряженной линии скул, так и не находя в себе сил заглянуть в
глаза. Передо мной тот же Сергей, каким я впервые его увидела:
жесткий, уверенный в своей правоте и не признающий никаких
компромиссов…
