Амарела уже битый час стояла у фальшборта и нетерпеливо
всматривалась в очертания Карамельной бухты. Морской ветер трепал
шелковое, в крупный горох, платье и концы газового шарфа, которым
она повязала шляпку, чтобы не унесло за борт.
Голосили здоровенные чайки, стремительно проносились над
палубой, выглядывая - что бы ухватить. Теплоход, на котором она
выплыла из Маргерии в Катандерану, плюхал по Сладкому морю почти
две недели, заходя по дороге во все порты. Хорошо, что в это время
года море тихое, спокойное, никакие волнения не задержали рейс
дольше положенного. Кавен отправил ее первым классом, поэтому все
это время она ела, спала, бродила по просторной каюте и
нервничала.
Новости, которые время от времени удавалось выцедить из
приемника, не радовали. Одно хорошо - адмирал Альмаро Деречо
вернулся в Южные Уста вместе со всем флотом, и, судя по радостному
голосу диктора, активно помогал "миротворческим силам Дара"
вышибать "миротворческие силы Лестана" к чертовой матери, делая
чрезвычайно хорошую мину при очень плохой игре. О ней самой
проскальзывали самые разные новости, начиная от "безвременно
погибла, с прискорбием сообщаем...", до того, что "известный
предприниматель и глава издательского дома Пакиро Мерлуза
утверждает, что лично беседовал с рейной Амарелой в ночь перед
попыткой предательского захвата Южных Уст".
На восьмой день путешествия Амарела узнала, что кто-то сделал ее
вдовой - макабринские войска наводили порядок в южном королевстве
жестко и последовательно. Она не очень огорчилась. Известие, что
рядом с Вьенто Мареро все-таки разбивают военную базу и аэродром,
огорчало сильнее, но было вполне закономерным. Сделать уже все
равно ничего нельзя.
Амарела маялась в шезлонге на верхней палубе и утешала себя тем,
что наверняка братцам Лавенгам сложившаяся ситуация так же не
нравится, как и ей. Что Макабрины забрали в пасть, то даже ради
своего короля не выпустят. Одна надежда - Деречо как-то с ними
договорится.
"Гордость Юга" дала последний длинный гудок, причалила и
сбросила сходни. Амарела подхватила саквояж и осторожно спустилась
на пирс, придерживаясь за поручень. Новые босоножки тесно
охватывали ремешками ступни, страшно было подвернуть ногу. Желающих
сойти в Катандеране вместе с ней оказалось не так уж много.
Карамельная бухта и пристань для пассажирских судов выглядели по
столичному празднично, но, если присмотреться, - глаз выхватывал
следы недавних потрясений.
Обломанный флагшток, осыпавшаяся белая штукатурка на стене
здания вокзала, из-под которой торчали развороченные клочья основы
и алое крошево кирпича. Муниципальные патрули, незаметные и
молчаливо-внимательные. Погнутые и распустившиеся железными
лепестками трубы ограждения, рядом возятся рабочие с гербом города
на рукавах.
Впрочем, на проверках внутренних рейсов это никак не сказалось,
никаких особенных документов не требовали. Амарела спокойно
миновала контроль, отдала билет, в котором стояло вымышленное имя,
и поднялась на площадь, где толпились таксисты. В восемь вечера ей
предстояло быть на Четверговой и она успевала, что бы там себе ни
думал наймарэ
В половину восьмого она добралась до Четверговой, погуляла по
пустынному скверу, засаженному розовыми кустами. Пышные соцветия -
алые, густо-оранжевые, перламутрово-белые, раковинами свернутые в
глубоких зеленых тенях, ближе к сумеркам начали сильно
благоухать.
У Амарелы устали ноги, и она присела на край беленого помоста,
на котором торчали виселичные перекладины. Демона не было. Около
статуи короля Халега ждал кого-то юноша в светлых брюках, в рубашке
с коротким рукавом и в шляпе, надвинутой на глаза.
Угловатая тень от виселицы длинно протянулась поперек площади.
Световое табло на мрачном сером здании с алой вывеской "Плазма"
дрогнуло, рисунок лампочек сменился - стало без пяти восемь.