В рассветное небо поднимался столб дыма. Поначалу бледный,
тоненький, он на глазах раздался вширь, налился чернотой, и
верховой ветер размазал его по розовым облакам. Горел дом тетки
Кани, вдовы Зерба-бортника, аккурат посреди деревенской улочки в
десяток дворов. Хорошо горел, споро, сразу со всех четырех сторон.
В запертом сарае заржали, заволновались кони, учуявшие пожар.
В ивняке и черемухе на краю трясин заливался
соловей. До полуденной жары было еще далеко, по болотам полз туман,
дневные птицы только-только пробовали голос.
Толпа деревенских, в сером и буром тряпье, тащили к
лесу человека в кольчуге. Тащили на веревке, осыпая бранью,
подталкивая вилами и кольями, выдернутыми из плетня. Человек -
мужчина уже в возрасте, но по-волчьи жилистый и ладно скроенный -
едва перебирал ногами, сгибаясь от рывков. Его шатало, черные с
проседью волосы облепили синюшное лицо, в бороде блестела слизь.
Подол суконной котты, по-найльски надетой под кольчугу, измаран в
земле. Пустые ножны хлопали по бедру.
Обнаженный меч нес в опущенной руке молодой парень,
чертя концом кривулины по траве.
- Пошевеливайся, твое лордское отродье!
Удар колом меж лопаток вышиб дух, бросил на колени.
Человек заперхал, захрипел под веревкой, перехлестнувшей горло,
рванул связанные руки. Плюнул себе на грудь зеленой желчью.
- С-скоты. Мои люди... доберутся до вас.
- Оглянись, Дарге Дорхан, - к нему подошла тетка
Каня - высокая тощая баба, босая, простоволосая. Неподпоясанная
домотканая роба, наброшенная поверх рубахи, заляпана смолой, руки
пусты. - Людишки твои погорели в хате, как лисы в норе. Глаз не
продрав. Тебе я поменьше марева плеснула.
- В-ведьма... Так и знал... что ты ведьма... старая
корова. Потравила нас.
- Это марево, чудье молочко. Зяблик вон ножа дедова
не пожалел, в Чарусь к чуди ходил, лишь бы на тебя управу
добыть.
Парень с мечом осклабился:
- Я б в пекло полез, если б черти помогли. За
мою-то Ришу...
- Мой сын вас в болото скинет, - Дарге Дорхан
кое-как поднялся, тяжело дыша. - Чуди скормит. А тебе, Канела, в
срамное место щелока насыплет и по полю погонит, с собаками. Жаль,
я сам этого не сделал.
Женщина засмеялась.
- Ты сынка-то своего о прошлую зиму собственноручно
прибил, Дарге! А то не помнишь?
- Младший! - гаркнул тот и раскашлялся. - Потопчет
вас, паскуды.
- Не успеет. Что мы, дурни какие, твоих выродков
ждать? Нам терять нечего, сукин ты сын, Дарге Кровохлеб. В Клищер
уйдем.
- Ищи ветра в поле! - захохотал Зяблик.
Дарге Дорхан обвел толпу яростным взглядом. Похоже,
он только сейчас понял, что холопы заманили его в ловушку не
случайно, а намеренно. И что затеяла все Каня, у которой изба была
чище и больше, а стряпня неизменно хороша. А про мужа ее Зерба, за
нерасторопность привязанного во дворе на целую зимнюю ночь, Дарге
напрочь забыл.
Ветер донес облако сажи, осыпал толпу хлопьями
пепла. Грохнули копыта в стену сарая, взвизгнула лошадь.
- Не уйдете далеко. Плюю на вас, мразь
косорылая.
Он плюнул, но не достал. Важ Карнаухий, здоровенный
мужик, до глаз заросший рыжим волосом, дернул веревку и
рявкнул:
- А ну, пшел! Варежку захлопнул! Шевели
костылями!
Без коня и меча, без свиты, Дарге Дорхан не внушал
и десятой доли того ужаса, что превращал людей в грязь
бессловесную.
- Кончилось твое время, сволот! - заорали в толпе.
- Ща тебя за яйца прищемим, посмотрим, кого ты там потопчешь!
Топтун нашелся. Ща по-другому запоешь.
- Идите уже, - прикрикнула Каня.
Она пропустила мужиков вперед и двинулась за Дарге
след в след. Того мотало на привязи, но он то и дело норовил
выпрямиться и плечи развернуть. Лорд, иттить. Она стиснула зубы.
Найлы - и то лучше, чем проклятый лорд Верети, хотя все они
душегубы разбойные. Найлы хоть не глумятся, даже пьяные.