Глава 1. Первая зима
Снег выпал в день, когда я должна была умереть.
Он лежал на асфальте ровно, как белая скатерть на столе для последнего ужина. Машины ехали медленно, будто знали, что зима умеет быть коварной. Я – не знала. Я думала о колледже , о кофе, о скучных новостях и о том, как бы выбраться из города на каникулы. Мир был обычным.
Пока он не стал другим.
Было утро. Я ехала в автобусе, прислонившись к окну. Всё случилось за секунды: занос, крик водителя, визг тормозов, резкий толчок. Потом – стекло, летящее прямо в лицо, хруст металла и… темнота. Но в этой темноте кто-то был.
Я чувствовала чьё-то присутствие рядом. Оно не пугало – наоборот, согревало, как дыхание в мороз. Я слышала голос – негромкий, бархатистый, почти шепчущий:
«Нами…»
Я проснулась в палате с белыми стенами и кислым запахом лекарств. Врач сказал, что мне повезло. Вывих, ушибы, сотрясение. Остальные пострадали сильнее. Кто-то погиб.
Я – выжила. Неизвестно зачем.
На третий день я увидела его впервые. Он стоял у окна, как будто был тенью, отбрасываемой солнцем, которого не было. Высокий, в сером, лицо частично скрыто – словно плохо отрисованный сон. И всё же – он был реальнее, чем врач с градусником.
– Кто ты? – прошептала я.
Он не ответил. Только посмотрел. Глаза – как лёд на январском озере. Слишком знакомые.
Он исчез, как только вошла медсестра. Я решила, что это было галлюцинацией. Но вечером он вернулся – в отражении стекла.
Через неделю меня выписали. Мама предлагала остаться у неё, но я отказалась.
Я позвонила бабушке – той самой, у которой не ловит телефон, зато дом стоит на окраине забытой богом деревни, среди лесов, где только ветер и воронья память.
– Приезжай, внучка, – сказала она. – Если мёртвые с тобой заговорили, тебе пора вспомнить, кто ты.
Бабка никогда не говорила просто так. И уж тем более не про мёртвых.
Я приехала в первый день января. Дорога была засыпанной, автобус доехал только до поворота. Дальше – пешком. Снег был по колено. Словно лес решил меня проверить.
Когда я подошла к избе, дым уже валил из трубы. Бабка стояла на пороге, кутаясь в шерстяной платок.
– Видишь, как зима плотная нынче, – сказала она, – мороз не даёт дышать. Значит, границы между мирами истончаются.
– Между какими?
– Позже. Иди. Остынешь – дух в тебя не войдёт.
Я не поняла, о каком духе речь, но не стала спорить. В доме пахло полынью, мёдом и чем-то горьким. На стене висел рушник с вышитым солнцем, а под потолком сушились травы. Всё было так же, как в детстве. Только тогда я думала, что бабка – просто странная старуха с фобией цивилизации.
Ночью я снова его увидела.
Он стоял у изголовья кровати. Я спала под старым одеялом с вышитыми петухами, и воздух был ледяным – будто я лежала на улице. Но мне не было холодно.
Он смотрел на меня и говорил беззвучно:
«Я знал тебя…»
Я попыталась протянуть к нему руку, но он исчез. Только воздух стал прозрачнее. И что-то внутри сжалось.
Наутро я рассказала всё бабке. Она слушала, не перебивая, а потом встала, открыла старый сундук и достала кулон на чёрной нитке. Внутри кулона – крошечная снежинка из серебра.
– Носи. Это оберег. Снег с тех пор, как ты родилась, тебя любит. Но любовь бывает разная. И не каждый, кто зовёт, – твой.
– Кто он? – спросила я.
Бабка взглянула на меня, как будто давно знала, что этот вопрос прозвучит.
– Он был живым. Теперь – нет. И имя его я слышала. Он был здесь раньше. Его звали… Эйден.
У меня похолодело в груди.
– Он умер?
– Умер. Но не ушёл. Его душа привязана. А ты…
– Что я?
Бабка посмотрела прямо в глаза. Медленно.
– Ты можешь вернуть его. Но не просто так. Для этого надо вспомнить всё, что ты забыла. Всё, что было до этой зимы. Даже то, что было до тебя самой.
