Пролог
Который раз я вижу призрака, видение из прошлой жизни, того,
кого видеть не могу. Того, кто изолирован от общества уже три
года.
И каждый раз я напоминаю себе об этом, и каждый раз я думаю, что
схожу с ума.
Каждый раз, когда я выхватываю его образ из толпы, когда вижу
сквозь стекло витрины магазина или окно кафе, я говорю себе, что
это всего лишь наваждение. И не важно, что внутри все сжимается
толи от страха, толи от радости. Не важно, что ноги становятся
ватными, а ладони влажными – я успокаиваю себя, что вижу призрака,
а не плоть и кровь.
А вместе с ним я вижу прошлое, которое и так приходит ко мне в
каждом сновидении, заставляя просыпаться от собственных криков.
Иногда я кричу от ужаса, а иногда от желания.
Он превратил меня в затравленную истеричку, потерянную для
нормальной жизни, для отношений, для любви.
Превратил меня в маленькую птичку малиновку, принадлежащую
ястребу.
И лишь ему одному.
« Что-то случилось»
Эта мысль пронзает меня еще до того, как я полностью просыпаюсь.
Она таилась в самом дальнем уголочке моего сознания уже несколько
дней, и ждала, когда я потеряю контроль, чтобы выпрыгнуть, как
чертик из табакерки. И вот настал тот момент, когда я просыпаюсь
после ночи кошмаров.
«Что-то случилось», - снова, как выстрел звучит голос в моей
голове, и я подпрыгиваю на кровати. С трудом открываю глаза, в
надежде, что на улице уже утро: яркое и солнечное. Но я стону от
разочарования, и снова падаю на подушки – на улице, как и вчера, и
позавчера, и неделю назад, идет дождь.
«Что-то случилось».
Сажусь на кровати, и ищу тапочки под ней. Мне бы сейчас в жаркий
климат, туда, где растут кактусы, и температура утром такая, как в
Ванкувере в самый жаркий день в году, когда солнце в зените. Но я
шарю голыми, моментально замерзшими ступнями по холодному полу, в
сырой и неуютной квартире.
Найдя тапочки, хватаю халат и накидываю на свои округлые плечи.
Надо же, сколько сил и труда, а плечи почти не изменились. Мама
говорит, что я должна гордиться такими плечами, ведь это плечи
южанки-аристократки, а не какой-то там «белой рвани».
Иду на кухню, не глядя по сторонам, чтобы не увидеть свое
отражение в зеркале шкафа – не думаю, что оттуда на меня посмотрит
что-либо привлекательное. Неделя была ужасная, я работала день и
ночь, и я знаю, что увижу: мои почти черные волосы спутаны, под
глазами темные круги, щеки впали, а кожа сухая. Мне двадцать шесть,
а выгляжу, наверное, на сорок.
- Это все усталость и климат, - шепчу я дождю на улице, и
включаю кофе-машину. – Ненавижу эту погоду.
- Тогда почему выбрала Ванкувер? – голос Саванны в моей голове
звучит так, словно этот вопрос она задала не два года назад, а
будто стоит рядом.
Пожимаю плечами и беру телефон, чтобы проверить пропущенные
звонки. Меня интересую т звонки только от одного человека, от нее,
от моей подруги Саванны. Четыре дня я не слышала ее голос, не
болтала с ней по интернету, и даже не получала сообщений. А это
очень долго. Наш максимум - тринадцать часов молчания, когда Санни
отправилась с очередным бойфрендом в Новую Зеландию.
Кофе-машина издает сигнал, и в чашку начинает тонкой струйкой
литься ароматный напиток. Только благодаря нему я продержалась все
эти дни. САРС добрался до Ванкувера, и пришлось работать в две
смены. Не сказать, что пациентов настолько много, что нет
возможности отдохнуть, но присутствие ординаторов обязательно.
Чашка в руках согревает пальцы, а глоток горячего напитка
растекается теплом по телу, но волнение и переживание никуда не
исчезают. «Что-то случилось».
У меня было предчувствие чего-то нехорошего уже тогда, когда
Санни позвонила, и, радуясь, как дитя, сообщила мне о своем новом
друге:
