Введение. Звук выключили, а ты остался
Ты сидишь в темном зале. На экране идет фильм. Фильм о тебе. Неплохое кино, надо признать. Качественная картинка, выверенные ракурсы. Главный герой выглядит достойно. Он делает правильные вещи. Ходит на работу, добивается результатов, обеспечивает семью. Он говорит нужные слова, вовремя улыбается, уверенно пожимает руки. Иногда он даже смеется, и мышцы его лица сокращаются именно так, как должны сокращаться при смехе. Все выглядит правильно. Все на своих местах. Декорации убедительны: вот офис, вот дом, вот машина, вот женщина рядом, вот дети. Сценарий логичен, последователен. Конфликты разрешаются, цели достигаются. Внешне – это история успеха. История правильной, взрослой, мужской жизни. Но что-то не так. Ты сидишь в этом зале, в этом кресле, которое уже вросло в тебя, и смотришь на экран, и единственное, что ты чувствуешь, – это оглушающая, всепоглощающая тишина. Звук выключили.
Ты не помнишь, в какой момент это произошло. Никто не подходил к тебе и не нажимал на кнопку. Не было резкого щелчка, после которого мир замолчал. Нет. Это было медленное, постепенное угасание. Словно кто-то очень терпеливый день за днем поворачивал ручку громкости на миллиметр влево. Сначала пропали самые тихие звуки: шелест листьев, который ты слышал в детстве, лежа на траве; далекий гул города за окном поздно ночью; едва уловимый вздох женщины, спящей рядом с тобой. Ты не придал этому значения. Это просто фон, неважные детали. Потом стали исчезать звуки погромче. Перестала трогать музыка. Раньше какая-то мелодия могла заставить сердце сжаться или, наоборот, рвануть вперед, а теперь это просто набор упорядоченных колебаний воздуха. Ты слышишь ноты, но не слышишь музыку. Потом пришла очередь голосов. Ты слышишь слова, ты понимаешь их значение, ты можешь разобрать речь и ответить на нее. Но ты не слышишь интонаций, не чувствуешь тепла, боли, радости, которые за ними стоят. Слова стали плоскими, как вырезанные из картона фигурки. Они обозначают предметы и действия, но они больше не живут. Смех твоих детей – это просто резкий, высокий звук. Плач – раздражающий, монотонный. Признание в любви – последовательность фонем, заученная реплика. Ты сам произносишь такие же. Ты научился идеально имитировать жизнь в беззвучном мире. Ты знаешь, в какой момент нужно кивнуть, когда улыбнуться, когда нахмурить брови. Ты – идеальный актер в немом кино. Но фильм идет, а звук выключили. И ты остался.
Ты остался один на один с этой картинкой. С этим человеком на экране, который носит твое лицо и твое имя. Ты смотришь на него и не узнаешь. Ты видишь его движения, но не понимаешь их мотивов. Вернее, ты знаешь их на уровне логики: он идет на работу, чтобы заработать деньги; он обнимает жену, потому что так положено в ритуале под названием «брак»; он играет с ребенком, потому что это функция «хорошего отца». Все объяснимо. Но за этими объяснениями – пустота. Ты не чувствуешь ни азарта погони за деньгами, ни нежности к этой женщине, ни радости от игры с этим маленьким человеком. Ты просто наблюдаешь. Как энтомолог наблюдает за муравьем, который тащит свою травинку. Интересно. Методично. Но абсолютно отстраненно. Этот человек на экране – не ты. Это твоя функция, твоя роль, твоя оболочка, которая продолжает двигаться по инерции в давно замершем мире. А ты – зритель. Единственный зритель в этом пустом кинотеатре.
Иногда ты пытаешься докричаться до него. Ты сидишь в своем кресле, сжимаешь подлокотники до боли в костяшках и беззвучно кричишь на экран: «Остановись! Обернись! Посмотри на меня! Ты же видишь, что все это – фальшь?» Но он тебя не слышит. Он продолжает свой выверенный танец. Он поправляет галстук, садится в машину, едет на очередную встречу. Он даже не подозревает о твоем существовании. Для него ты – это просто данность, как воздух, которым он дышит, не задумываясь. А может, он и есть ты, а тот, кто сидит в зале – это нечто иное? Призрак, который отделился от тела и теперь вынужден вечно смотреть фильм о жизни, в которой он больше не участвует. Кто из вас настоящий? Тот, кто действует, или тот, кто чувствует – вернее, тот, кто чувствует только одно: тотальное отсутствие всех чувств.
