– Владетельная, – служанка шептала так тихо, словно ее голос мог породить порыв ветра в этой жаркой комнате, и не было до конца понятно, чего она хочет больше, разбудить меня, или все же нет.
– Говори, – от зноя не хотелось даже открывать глаза, и такая температура обещала продержаться еще несколько дней, если придворный клирик не ошибся. А потом должно стать еще жарче.
– Ваш супруг прибывает, – словно шелест камыша, боясь даже так, иносказательно упоминать Стратега, просипела девушка.
Внутри все похолодело, и я очень надеялась, что служанка не заметила дрожи моего тела, иначе об этом разнесут по всему дворцу уже к часу Песка, еще до того, как солнце сойдет с зенита.
– Иди, – строго, но также тихо, не желая нарушить того состояния неподвижности, что накрывало дворец с приходом зноя, приказала я, – и пришли ко мне Манен.
Шлепающие шаги по полу, едва уловимый порыв горячего воздуха, скрип закрывающейся двери. Я снова была одна в своих огромных покоях, если не считать двух стражниц, что замерли у стен, сливаясь с тенями. Но к ним я привыкла за те четыре года, что живу здесь.
Распахнув глаза, дав себе несколько мгновений на то, чтобы привыкнуть к полумраку затененных покоев, поднялась с банкетки. В этой части дворца было прохладнее, чем в других комнатах, так как на стенах висели амулеты, не позволяющие зною пробраться вовнутрь, но все равно чувствовалось, что песок на границе города сегодня плавится, становясь бледно-розовым стеклом, с сияющими вкраплениями.
Начиналось лето.
Подхватив кафтан со спинки банкетки, я шагнула к дверям балкона, глубоко вдохнув. Нужно было собраться с силами. Набросив ткань на плечи, толкнула резные, деревянные створки, едва не отшатнувшись от обжигающего воздуха, ударившего в лицо. Щеки тут же запылали, глаза заслезились от яркого слепящего света.
Зенит. Солнце так высоко, что невозможно смотреть на небо. Нестерпимое, яростно-белое, оно способно выжечь глаза, кажется, даже здесь, под навесом моего балкона.
Но туда я и не смотрела. Только в сторону, за высокие ворота города, где перекатываясь холмами, лежали смертоносные пески. Пустыня Фасут. Стеклянная пустошь, по которой белой змеей с алыми знаменами где-то среди барханов двигался караван моего супруга. Пусть бы он остался навеки там, в этой пустоши.
Но я знала, что этого не будет. Слишком живуч Великий Стратег Востока, Владетельный князь города Нам-Кивас. Непобедим. Некоторые шептали, что бессмертен. Может и так. Из всех, кто ныне живет на этой земле, только трое видели Ксеркса, говорят, давно утратившего облик человека, и остались живы. И мой супруг среди них.
– Владетельная, спрячьтесь в покоях, – Манен говорила громко, от чего хотелось скривиться. Она была с далекого севера, эта старая, но еще крепкая женщина, вскормившая Стратега, и с трудом переносила жару, но отказалась покинуть дворец, когда ей даровали такую милость.
– Я в тени, – не желая слушать чужие нравоучения, ответила старухе. И, не давая Манен возразить, тут же задала вопрос: – Стратег, мой супруг, присылал весть о своем прибытии?
– Да, Владетельная.
И вновь захотелось скривиться. Годы, проведенные под покровом, годы, когда мое лицо не видел никто, кроме пары слуг, супруга и его самых доверенных лиц, сделали свое дело. Я перестала следить за собой. Расслабилась здесь, в этом полумраке и покое, пока Стратег воевал. Сколько его не было в этот раз? Год? Больше? Или все же меньше? Время смазывается, когда вокруг день и ночь одни и те же стены.
Я помню, что в тот день над пустыней шел дождь.
– Почему же я об этом узнаю от слуг, а не от тебя?
– Я отправила служанку, предупредить вас, Владетельная. Не стоит гневаться.
