Эрик терпеть не мог, когда звонил будильник.
А будильник звонил всегда и подолгу, потому что иначе – без трёх-четырёх звонков – Эрик не мог встать вообще. Сон не хотел отпускать его и даже наоборот, становился ярче и реалистичнее, всё сильнее затягивая сознание в свои бесконечные лабиринты. Наверное, поэтому Эрик помнил почти все свои сны. Помнил, что каждую ночь он попадал в реалистичные, но разные города и места, возможно, несуществующие – кто знает? Он бродил по уже знакомым улочкам, словно бывал здесь много раз, и все встречные люди – его старые добрые друзья. Или враги.
Врагов Эрик помнил особенно ярко. Их было не так много: пара мужчин и светловолосая женщина – они «приглашали» его несколько раз в месяц. Приглашали – значит, он попадал в те места, куда хотели именно они, даже если за мгновение до этого он был далеко и занимался совсем другими вещами. И им невозможно было сопротивляться. Их нельзя было выгнать из его головы. Ничего плохого эта компашка никогда не делала – они просто разговаривали, но из-за того, что им нельзя было противостоять, Эрику даже в снах становилось жутко. Неуютно же с этой женщиной ему не было – он её хорошо знал, и знал, что она – предатель. Знал, что он отказался от неё сам, прогнал (или сам ушёл), и она преследует его, старается найти и забрать к себе, только уже по-настоящему. К счастью, это ей лишь иногда удавалось в снах. Пока что.
И в эти моменты, в моменты снов о той женщине, Эрик ненавидел звук будильника ещё сильнее. Конечно, дама тоже слышала этот звук и сразу начинала цепляться за него со всей силой.
Синяки оставались как на руках, так и на сердце.
Эрику было страшно, что его могут найти, но он не мог отказаться от удовольствия «прыгать» по городам каждую ночь. Он любил путешествия, и его собственный маленький городок казался ему старой детской кроваткой, из которой торчат ноги, но которую ты любишь всем сердцем и не хочешь признавать, что она тебе мала.
Особенно любимым моментом во сне была погоня. Подобные сны были редкими, но безмерно реалистичными. Каждый раз он не знал ни условий игры, ни местности, ни пункта назначения, но зашкаливающий адреналин замещал все остальные инстинкты. Гнались обычно за ним самим, но удовольствие от уловок и хитростей компенсировало и этот факт тоже.
Будильник прозвенел ещё раз, последний на сегодня: пора было вставать. Его ждали настоящие приключения.
* * *
– Привет, Джон, дружище! – крикнул ему бородатый хозяин его пансиона, наливая в самую большую чашку с изображением медведя гризли кофе. Из неё пил только Эрик, это была его чашка с самого первого дня, когда он чудесным образом нашёл её в запасах посуды и понял, что она идеально ему подходит. – Ты зелёный.
Эрик натянуто улыбнулся. Конечно, зелёный. Зима тянется в Луунвиле бесконечно долго, и от нехватки солнечного света и постоянной усталости ему самому порой начинает казаться, что он, как и город, порастает мхом.
– Я опять писал всю ночь, – сообщил Эрик, усаживаясь рядом с бородачом за стол.
– О, я читал твою последнюю статью. Про мозги! – кивнул хозяин. – Ты молодец. Только слишком много работаешь. И я сохранил для тебя экземплярчик!
Статьи «про мозги» были для Эрика больше, чем хобби. С момента, как он очнулся в больнице Луунвиля, его не покидало своеобразное вдохновение. Его всё удивляло и поражало, как ребёнка, который только начал познавать мир. Стадия «почемучки» переносилась им достаточно легко, однако нельзя сказать, что у него было так много близких, с кем он мог советоваться и расспрашивать их. А расспрашивать было о чём. Помимо практических вопросов – что с ним случилось, кто он вообще такой, что ему делать в этой ситуации дальше, в его голове прочно сидел вопрос: что такое вообще жизнь, почему и кому она даётся второй раз? Он считал, что судьба подарила ему шанс прожить жизнь заново, выбрать свою сторону, путь и направление. Так что все эти вопросы вертелись в его голове, а мозг усиленно искал ответы.
