Все истории правдивы ровно настолько, насколько вы готовы в них верить
История об историях
От автора
Когда я впервые в жизни столкнулась с творческим кризисом, это оказалось для меня и неожиданно, и неочевидно. Вероятно, рано или поздно эта проблема возникает у любого писателя, но моя сложность состояла в том, что я категорически отрицала этот факт. Любой, у кого есть или были сложности с более серьезными вещами, знает, что признать свою проблему – уже начало пути к избавлению от нее, но, если вы когда-нибудь встречали в жизни писателей, художников и других представителей творческих профессий, вы прекрасно знаете их способ выживать: клин клином. Так что я пытала себя и героев намертво застрявшего на тот момент произведения, вытягивая из них уши, душу и другие важные органы. Конечно же, толку от этого было мало.
Писать меня научил отец. Он всегда слушал мои россказни и придумки и никогда не трактовал их как детский лепет. Он участвовал в их развитии, подпитывал своими же комментариями и очень бережно собирал оброненные мною редкие умные идеи. А когда я научилась писать, он купил мне тетрадку. Да-да, это совершенно реальный случай, описанный в этой же книге в главе про тетради и гелевые ручки.
Собственно, когда через много лет я, повстречавшая кризис жанра, пришла к отцу в гости с твердой целью упрекнуть его в том, что он зря внушил мне, что я должна быть писателем, он, как всегда, внимательно выслушал мои сетования, строго посмотрел на меня и, достав с полки свою тетрадь, сказал:
‒ Глупости. Если не пишется, то, значит, ты просто не знаешь, о чем писать. Вот послушай, я сейчас тебе накидаю несколько идей.
Эта часть про «гаражную тетрадь» тоже упомянута мною все в той же истории, как и вставлены детали о жабе и глухом баянисте, которые пришли ко мне именно в тот самый день, когда я призналась самой себе, что у меня кризис.
Однако все началось совсем с другого: с истории про Джека. Отец рассказал мне ее в другом формате и в другом контексте, и на самом деле это было просто упоминание о том, что его пес ушел в лучший мир. Это был удивительный пес, который попал к нему если не во взрослом, то в откровенно преклонном возрасте, с порванной от тугой цепи шеей. У него были сложные отношения со всеми, кто приходил к отцу. Со всеми, кроме меня. Меня он любил и принимал, уж и не знаю даже на каких основаниях. Я знала, что их с отцом дружба была вне времени, логики, человеческого понимания и вне принятия до конца факта его ухода, так что тем же вечером я сотворила рассказ о черном друге и подарила его отцу. Посмотрев на меня, на рассказ, на Джека в своих воспоминаниях, он спросил у меня:
‒ Откуда ты все это взяла?
‒ Сама придумала, – ответила я и в тот миг поняла, что рождена быть писателем, и сейчас в моей жизни именно то время, когда это предназначение нужно осуществлять.
Так появилось еще несколько историй, отдельных и самостоятельных, а именно: про цыганку, отказавшуюся гадать, и о китайской розе Матильде. И когда я отдала их на рецензирование отцу, он пожурил меня: мол, не хорошо писать от лица мужчины. На что я удивленно ответила, что как же мне по-другому писать-то, ведь это его рассказы.
‒ Книга так и будет называться ‒ «13 историй из жизни моего отца». От чьего же еще лица мне их писать?
Это был второй раз за короткое время, когда я увидела, как его лицо просветлело.
Истории, собранные под этим названием, не являются разрозненными рассказами, они – главы одной долгой, разнообразной и очень интересной жизни, которая совершенно чудесным образом вдруг открылась передо мной. Не всем так везет – иметь вдохновителя и кладезь жизненных премудростей в одном лице, под рукой и на протяжении долгих лет, так что я исполняю свой писательский долг и делюсь с читателями тем, что мне выпала честь узнать о людях.
