- Стойте! – кричала я, что есть
силы, - подождите!
Дыхание сбилось, а лоб покрылся
липким потом, в боку чувствительно закололо, еще немного и я рухну
в одну из луж. Они успели испещрить всю дорогу, забрались в каждую
трещину и неровность.
Дождь лил вот уже пятый день, не
прекращаясь ни на минуту, тормозя дорожное движение и мешая жить
простым людям. В нашем районе не устроили перекрытий над улицами,
это блажь для тех, кто живет выше. Я взмахнула руками, чтобы
сохранить равновесие – нога попала в одну из ям – и ускорилась.
Но машинист остался глух к моим
крикам, железные двери со скрежетом захлопнулись перед самым моим
носом, а поезд издал протяжный гудок и лениво тронулся с места.
Стеклянные перегородки не позволили мне вцепиться в ручки вагона и
провисеть так до следующей станции. Перегородки придумали не так
давно, когда случаи самоубийств среди молодежи резко
увеличились.
Решения местной власти всегда
вызывали у меня саркастическую ухмылку. Если человек жаждет смерти,
разве, он не найдет себе другой действенный способ, кроме как
бросаться под поезда или монорельс?
Я уперла руки в колени и пыталась
отдышаться. Я ведь бежала от самого дома, потому что в который раз
опаздывала. Я часто опаздывала, но не так сильно, как сегодня. Мне
удавалось попадать именно на этот поезд за мгновение до закрытия
дверей. Я шумно выдохнула и сдула прилипшую прядь волос с
лица.
Вперила злой взгляд в мутную
стеклянную поверхность перегородки и сквозь зубы выругалась, так и
оставаясь в согнутом положении. Теперь я точно опоздаю на первую
пару, потому что следующий поезд пойдет через двадцать минут, а у
меня пара через пятнадцать. Я стиснула пальцами колени и резко
выпрямилась, перед глазами сразу запрыгали черные круги, но я
мотнула головой и сорвалась с места.
Пешком я опоздаю меньше, чем на
поезде. Взлетела вверх по ступенькам, распугивая медленно бредущих
пассажиров и хмурых работников станции, резко завернула, цепляясь
за поручень, чтобы не занесло и понеслась с максимальной скоростью,
на какую был способен мой организм, под проливным дождем.
Капли заливались за шиворот куртки,
забрызгали колготки и стекали по лицу, смешиваясь с потом, а в
ботинках хлюпала вода. Хороша же я прибегу на лекцию. Мокрая,
грязная и взъерошенная! Но внешний вид – беда десятая, главное –
мэтр Грегьяр – он ненавидел опоздания и на дух не переносил женщин
в академии.
Еще один переулок, пять минут вдоль
оживленного шоссе, отделяющего наш средний район от верхнего, и я
смогу попасть в свою альма-матер через тоннель, соединяющий две
части полиса под землей.
Очередной электромобиль пронесся
слишком близко к сетчатой изгороди, визжа тормозами, и забрызгал
меня с головы до ног. Я от неожиданности резко затормозила и
несколько секунд растерянно хлопала ресницами.
- Совсем больная?! – возмутился
шедший навстречу парень, ему пришлось резко брать в сторону, чтобы
не впечататься в меня и не сбить с ног.
Повезло ему, до него брызги не
долетели. Я лишь смахнула грязную жидкость с лица и припустила
быстрее прежнего, у меня оставалось каких-то жалких пять минут.
Тоннель преодолела на предельной скорости, не обращая внимания на
горящие огнем легкие и острую боль в щиколотке. Разберусь с этим
потом, как и с насмешками сокурсников.
Где-то с середины тоннеля дорога
стала значительно ровнее, стены чище, а фонари исправно освещали
кафель и людей, спешащих по своим делам. Хорошо, что лет пять назад
отменили контроль прохода на верхнюю территорию, иначе не попасть
мне на пары вовремя.
Законники - хранители порядка и
армия в одном флаконе - на границе районов остались, но они сидели
за железной дверью со стеклянной вставкой и следили за тоннелем
через камеры. Если что-то происходило, они выходили и карали
нарушителей прямо на месте. Когда они не могли разобраться сразу,
то тащили преступников в отделение. Либо в центральное по среднему
– нашему – району, либо в основное в верхнем районе. Там уж людей
судили по самым строгим законам и ссылали в Дезод – нижний район
полиса. А оттуда вернуться почти невозможно. Так говорили.
