– Забери амулеты, открой четвёртый глаз, воскреси моего щенка. Может, тебе ещё и отсосать?
– Ты всё равно их заберёшь.
***
Перед глазами ровными кругами бликуют мушки. Переливаются всеми цветами радуги и давят на чувствительный зрачок. Веки их давят, как муравьев, мушки сопротивляются и кусают глазные яблоки. Щиплет, зрачки прокатываются по тонкой коже и создаётся ощущение, будто из-под век высыпаются иглы. Накатывает тошнота.
Худшие два состояния: умирать от жажды и умирать от истощения.
Риадну выташнивает почти под себя. Наклоняясь, она ещё и прикладывается головой об камень. Глаза режет уже не так сильно, от спазмов в глотке текут слёзы и трясутся пальцы. Она оставляет там свой обед, завтрак и, наверное, даже вчерашний ужин, и только после откидывается на деревянную спинку. Тело всё ещё трясёт.
Ей впервые было настолько плохо после обычной охоты, она списывает всё на короткий промежуток между ними и слишком шустрого призрака. Приоткрывает всё ещё колющийся глаз, пытаясь понять, куда забралась в этот раз.
Солнце уже закатывается за горизонт, и на город ложится оранжевая дымка. Впереди бьётся о бетонные борты река, волнуются туда-сюда катамараны и шуршит под ногами галька, мимо ходят люди. Хочется ненадолго снова стать невидимой, но одного желания недостаточно – она уже снова просто человек.
Набережная оказывается хорошо знакомой. Осталось отойти от охоты и можно двигать в сторону дома, а там уже можно вычистить зубы и отключиться на пару часов. Она снова прикрывает глаза, подставляя лицо лучам уходящего сентябрьского солнца. Ненадолго.
– Ри?
Над головой шелестит знакомый голос, и от голоса этого внутренности скручивает в узел крепче, чем от тошноты. Глаза распахиваются сильнее, чем стоило, но нарушитель её спокойствия выглядит не лучше: глаза его огромные и испуганные, а рот приоткрыт в немом шоке.
Следил за ней что ли? Что-то видел?
– У тебя здесь кровь, – он прикасается пальцами к своему лбу, а затем подтягивает к груди рюкзак, вытягивая упаковку влажных салфеток. Риадна зеркалит чужой жест и опускает пальцы к глазам. И правда, кровь. Она даже не почувствовала. – Ты в порядке? Как умудрилась?
Напряжение отпускает. Всего на несколько секунд, пока не скручивает с новой силой, прижимая органы к позвонку. Она не успевает возразить, когда чувствует осторожное прикосновение. Уверенная ладонь осторожно вытирает кровь с её лба. Удивление на чужом лице сменяется сочувствием, раскрытый рот – сжатыми в полоску губами.
Риадна хочет отстраниться, но сил не хватает даже на то, чтобы повернуть голову. Она не мигая смотрит на человека, который странно влияет на её нервную систему, и не может даже выдохнуть, не то чтобы убрать его руку. В грудной клетке кто-то копошится, и чувство это пугает. Но ещё сильнее её пугает собственная реакция на то мгновение, когда пальцы с кожи пропадают – появляется чувство, словно наживую выдёргивают зуб. Это чувство отрезвляет.
Она перехватывает салфетку своей дрожащей ладонью. Копошение из груди перекатывается на голову.
– Я случайно. Спасибо.
Риадна потеряна, потому что никогда не встречалась людям обессиленной и разбитой. А ещё потому, что перед ней стоит Сэмюэль. Сэмюэль – человек, которого она зачастую видит украдкой и в профиль, пока они пишут очередную картину на уроке живописи. Человек, которого, ей казалось, не существует за пределами художественной студии. Тот, из-за кого её дыхание на несколько секунд прекращается, стоит им случайно пересечься взглядами. И в этот раз прекращается тоже.
Лёгкие снова раскрываются, когда Риадна чувствует жжение в районе лба и неосознанно морщится. Фигура перед ней снова двигается, и на колени ложится бутылка с водой.
