С того дня, как Нирель ушла из
Оливиума в другой мир, чтобы никогда не вернуться, я думал, что
освобожусь. Эта дикая страсть, как навязчивая болезнь пройдет,
отпустит навсегда. Но не прошло и дня, чтобы я не вспомнил ее
манящих губ, что мне не принадлежали никогда. А вот проклятый
шантаи успел насладиться ее нежным телом.
Эта мысль пожирала меня изнутри,
разрывала на части, приводя в бешеный гнев. Я глушил его утехами и
работой, которая нашлась и для меня в Криелти. Я умел лишь
сражаться и убивать, но война закончилась. Аскорн приставил ко мне
молодняк. Я обучал их искусству владения луком и мечом и полностью
выкладывался на занятиях. А когда приходил домой и снимал с себя
доспехи, память вновь погружала в прошлое, где я был так близок к
своей цели, что по телу пробегала дрожь. Чтобы отвлечься от тяжелых
мыслей, я ходил в кузницу соседа. Там, изготавливая оружие, я
выбивал из себя память о цветке, что так берег и потерял, чьи
лепестки позволил смять другому.
Вскоре понял, что жизнь в Криелти не
для меня. Не привык к строгости и порядкам империи альв. Меня
тянуло в Инфернум, где каждый камень напоминал о ней. Но я боялся
даже близко подойти к границе империи — слишком больно. Я мог
позволить себе лишь изредка посещать лес, в котором тогда
закончилась моя счастливая жизнь. Я до сих пор сокрушался и винил
себя в том, что не вывез Нирель из Силвы раньше.
В одну из таких прогулок я наткнулся
на поляну. Раньше никогда ее не замечал, ведь этот участок земли
был умело спрятан природой от посторонних глаз. Поляна, окруженная
скалами и густым лесом, казалась созданной для того, чтобы здесь
поселиться такому изгою, как я. И тогда меня посетила мысль
построить здесь поместье.
Я выбрал все жалование на год вперед
и залез в долги, но начал строительство дома своей мечты. Занимался
тем, что мне нравилось, и почти не думал о Нирель. В свободное
время изготавливал оружие и вкладывал душу в его создание,
отвлекаясь от проблем.
Вскоре дела пошли в гору. Луки и
мечи моей работы расходились в ту же минуту, как выходил на рынок.
Я начал делать оружие на заказ, накладывая особую гравировку
мастера. Это были очертания того самого цветка, что Нирель когда-то
носила на шее. Так я хранил память о своей безответной любви.
Настал день, когда я окончательно
покинул Криелти и поселился в поместье Кротус. В прислугу взял
гарпи. Они отлично поддерживали чистоту в доме и прекрасно
ухаживали за садом. Их стряпня нравилась мне больше изысков
Криелти.
Больше всего в поместье я любил
беседку, которую самостоятельно смастерил из металла. Она походила
на огромную паутину, аккуратно сплетенную из тонких ниточек. Самый
красивый цветок этих мест ярко-фиолетового цвета, который я прозвал
кротусом, оплетал беседку полностью, создавая приятную тень в
солнечную погоду.
Я сидел на скамье у круглого стола и
вкушал теплый ужин, когда служанка Стоша нарушила идиллию и
ворвалась в пространство моего покоя. Она вытерла руки о фартук и
поправила вздыбленные от бега крылья. Посмотрела на меня с тревогой
и поклонилась.
— Господин, у нас гостья. Альва
стоит у ворот и просит впустить ее в поместье.
— Кто такая?
— Она не представилась, но вид у
нее… Посмотрите сами.
Я нехотя отложил приборы и поднялся
со скамьи. Прошел по освещенной факелами аллее. Уже смеркалось, и
издали я не мог разглядеть нежданную гостью. Стоша семенила
впереди, давая стражнику распоряжение открыть ворота шире.
Альва ступила на вымощенную дорожку,
и я на миг опешил. Уже и думать о ней забыл, давно похоронив где-то
на задворках леса. Но Сайли стояла передо мной живее всех живых,
хотя и выглядела потрепанно. Приблизившись к ней почти вплотную, я
заметил кровь на руках и лице. Вместо одежды рваное грязное тряпье.
Тело бьет в ознобе, и жуткий кашель вырывается изо рта. Но ее вид
не вызвал во мне жалости. Никогда не испытывал к альве ничего,
кроме презрения.
