Это был довольно большой город. В нём проживало более трёх
миллионов человек, и у огромной части населения было по машине.
Автомобилисты стремительно носились туда-сюда по улицам, как
молнии, и замечали абсолютно всё и всех, кроме людей, которых
окатили водой из лужи.
К сожалению, так было и в тот, казалось, ничем не
примечательный, вечер, когда многие люди уже возвращались домой с
нелюбимой работы. Чёрный, как их называют, «понтовый» джип ехал
прямиком по глубоким лужам, оставшимся после очередного ливня.
Не заметив уличную торговку журналами, водитель окатил её
волной грязной, вонючей ледяной воды, в которой плавали сигаретные
окурки и фантики от конфет, а потом, бесцельно мигнув фарами,
скрылся за первым же поворотом. Мокрая девочка с грязными волосами
тёмно-каштанового цвета отряхнулась и в не наигранном ужасе
посмотрела на испорченный незнакомцем товар.
Успешные люди очень часто не обращают внимания на так
называемых отбросов общества, тех, кто живёт настолько бедно, что
вынуждены торговать чем-либо на улице. А маленькая продавщица,
разумеется, не была исключением. Для прохожих она была чем-то вроде
мусора, вроде гнилых листьев или банок из-под пива, которых не
принято замечать. Если честно, она и сейчас выглядела не лучше, чем
мокрые и грязные газеты, которые она держала в руках. Сырая бумага
рвалась слишком легко, её разносил порывистый сильный ветер,
бушующий слегка сильнее, чем обычно. Нищенка испуганно вздрогнула,
когда на городских часах пробило девять вечера, и, не в силах
сдержать волной нахлынувшие эмоции, тихо заплакала. Пора было
уходить, но за короткий весенний день удалось заработать совсем
немного денег. Меньше, чем нужно на бутылку водки, а значит,
родители снова будут драться. И, как обычно, всем будет всё равно.
Они никогда не замечают ничего необычного.
Выбросив уже никому не нужные журналы и остатки газетных
листов, девочка, дрожа, зашла в небольшой, наполовину развалившийся
пятиэтажный дом на другом конце улицы. Узнать дверь квартиры,
которая считалась родной, ей не составило огромного труда.
Во-первых, она была наиболее грязной и неопрятной во всём подъезде,
который сам по себе внушал лишь отвращение. Ну а во-вторых, за ней
раздавались пронзительные, яростные крики пьяных людей и снова
слышался звон бьющейся дешёвой посуды.
Малышка немного помедлила, пытаясь подготовиться к тому,
что её ждёт за этой тонкой деревянной дверью, затем осторожно,
кулаком вытирая солёные слёзы, вошла и едва успела увернуться от
летящей в неё стеклянной бутылки с начисто отбитым горлышком.
Беснующиеся люди в тот же миг обратили своё, довольно сильно
рассеянное, внимание на вошедшую. Толстый лысый мужчина с
тёмно-коричневыми глазами, в которых не плескалось ни единой
связной мысли, и хлипкая седоволосая женщина, в бесцветном взгляде
которой не читалось и остатка разума, уставились на девочку, свою
дочь. Отец неуклюже, не координируя свои движения,
размахнулся и со странным, противным звуком хлестнул малышку по
заплаканной щеке. Та отшатнулась назад, вскрикнув от боли, но
упёрлась спиной в закрытую дверь. Выхода не было, как, впрочем, и
всегда. Мать лишь презрительно расхохоталась:
- Так… Так тебе и надо, мерзавка! Гони наши деньги! – этот
голос, бессердечный и жестокий, разил в сердце, разбивал последние
оставшиеся крупицы надежды на спокойный вечер в дребезги.
- Мам, я правда стараюсь, правда, но меня облили, я не
хотела, мам, вот, но здесь совсем немного, у меня не покупают, нет,
папа, не надо, пожалуйста, не надо, не бей! – заплакала торговка,
когда отец снова с силой ударил её и выхватил промокшие от горячих
слёз деньги из дрожащей руки. Пересчитав их и уронив на пол
несколько серебристых монет, он с силой схватил дочь за ухо и
взревел:
