Март 200.. года.
Эспенриг
Экспресс
Карлбридж-Леонбург отправлялся от станции провинциального городка Кентвуд ровно
в десять утра. По обыкновению, он проскакивал подобные населённые пункты, так
сказать, не глядя, а ежели вдруг и случалось останавливаться по пути именно в
подобных местах, то длилось сие знаменательное событие не более десяти минут.
Как раз столько, чтобы успеть снять сходящих пассажиров и подобрать новых.
- Мама, всё! Мне уже
пора садиться, а то поезд уедет без меня… Пожалуйста, перестань плакать. Я итак,
как на иголках, а ты ещё больше мотаешь мне нервы на кулак... Да позвоню я тебе…
Да, как только приеду!.. Боже, мама, я же еду не в другую страну, к тому же там
есть кому меня встретить!.. Да, да, Адри я передам привет, не забуду! Лучше бы
ты осталась дома, как папа...
На счёт другой страны,
Дэниз явно погорячилась. Расстояние от южных графств Эспенрига до Леонбурга в
аккурат превосходило едва не в три раза официальный километраж до ближайшей
границы соседнего европейского государства. Наверное, быстрее доехать до того
же Парижа, чем до северной столицы любимой родины. Но разве сейчас это имело
какое-то сверхважное значение? Тем более, когда ты стоишь на подножке
крутейшего экспресса почти последнего поколения и испытываешь подкожный зуд от
неуёмного желания наконец-то пройти внутрь данного чудо-транспорта. Про
накаты-приливы будоражащего волнения на уровне диафрагмы и сжимающийся то и
дело желудок говорить точно было излишне. Последнее состояние, усилившееся за последние
дни и побившее все предыдущие рекорды за последние минуты, не сумела затмить
даже картина в лице плачущей матери на перроне их маленького ж/д вокзала. Какой
там!
Кого вообще мог
волновать тот факт, что Норма Клодия Эпплгейт провожала в этот момент своего
второго и последнего по счёту ребёнка? И не просто куда-то в гости к
родственникам на весенние праздники в ближайший населённый пункт, а в далёкий и
безумно огромный Леонбург, практически чужой и даже более чем наверняка
негостеприимный мегаполис. Ведь большие города все такие. Только и ждут очередную
глупую жертвы, чтобы тут же поглотить со всем прилагающимся скарбом, ни разу
при этом не поперхнувшись и ничуть не поморщившись.
И почему нельзя
остаться дома? Зачем обязательно куда срываться с места в поисках якобы многообещающей
и куда перспективной жизни? Неужели тихую, размеренную и столь предсказуемую рутину
провинциального городка можно заменить сомнительным будущим в нерадивой столице
с совершенно иным укладом индустриального общества, традиционной культурой и
разграниченным менталитетом? Там же всё по-другому – другие люди, другие
взгляды на одни и те же вещи, абсолютные иные представления о тех же моралях и
жизненных ценностях.
Но разве можно
объяснить законсервированной провинциалке, что в своё долгожданное
совершеннолетие оставаться в захолустном городке, где тебя практически знает
каждая собака не только в лицо, но и по имени, всё равно что добровольно
запереться в монастырской келье вместе с толпой разношёрстных монахинь и
монахов. Для Дэниз Эпплгейт подобная ассоциация с гипотетической жизнью в
Кентвуде являлась наивысшим стимулом к запланированному из отчего дома «побегу».
Простите, но оставаться здесь дальше, она банально уже не могла, поскольку буквально
задыхалась, как в той одежде, из которой давно выросла, и по причине последнего
рвалась на волю, подобно птице из клетки, где невозможно даже крылья расправить
в полный размах. Начинать свою взрослую жизнь где-то на краю света, где всё ещё
пишут письма на бумаге авторучками? Серьёзно?
Э, нет! И не мечтайте!
Она итак ждала этого момента едва не с младших классов, не говоря уже о
последних месяцах. А может и с того дня, как родительский дом покинул старший
брат, более четырёх лет назад. Чем не показательный пример для зарождения самой
большой и заветной цели? Да и кто рискнёт сказать, что у неё для этого не
имелось ни одного весомого аргумента?..
