Ночь. Подъезд. Лампочка-сороковка. И в чем смысл? Освещения
хватало ровно настолько, чтобы увидеть мужчину с темными волосами
до плеч. Он бежал вниз по лестнице, прижимая руку к синей рубахе.
Красное пятно угрожающе расплылось по ткани, и его уже нельзя было
скрыть ладонью.
– Ведьма. Старая ведьма. Хорошо хоть ноги целы, – он побежал
быстрее, словно опасаясь, что это сейчас изменится, если не
поторопиться. – Я ухожу от тебя. Ухожу! Слышишь?! – взлохмаченный
беглец засмотрелся вверх, оценивая, насколько далеко он смог
отдалиться от «занозы». В таком состоянии не заметить последней
ступеньки мог каждый.
Что дальше? Удар. Хруст. Оу, Варвара была бы неописуемо
счастлива. А вместо этого она со злостью смотрела, как ее уже
бывший муж бодро хромает в сторону вокзала.
– Ушел-таки! – Варя стукнула в окно. Она даже хотела плюнуть в
удаляющийся силуэт, но вместо этого скрутила носатый кукиш и, мило
улыбаясь, помахала им Василию. – Что б рука твоя болела, как мое
сердце. Козел!
– Ковел! Ковел! – кричал светлокудрый ангелочек. Он смеялся и
хватал маму за ноги, заглядывая в глаза, чтобы найти там
одобрение.
– Да, доча, – женщина подняла ангелочка на руки и прижала
худенькое тельце к себе. – Нам не нужен ковел. Правда?
– Неть.
Эта тонкая девочка отличалась от сверстниц, как макарон с
ликером и специями от привычного всем слоеного торта с кремом. Чего
только стоило ее имя - Кикилия.
– Кикилия, будь моей женой! – девчуля сделала реверансик перед
треснутым зеркалом и чуть не упала, став на подол пожелтевшего
маминого платья. – Ужас какой.
– И не говори, сапфирчик мой, – мать вошла в комнату и устало
опустилась на расшатанный табурет. – Надеюсь, я не доживу до того
времени, когда ты, красноперка, замуж пойдешь и волосы за сальным
платком спрячешь.
– Мамуль, я вообще об имени своем, – свернула Кикилия со
скользкого пути. Она-то давно подозревала, что замуж – это не
страшно. И волосы платком покрывать – не комильфо, а такие, как у
нее, густые и белокурые – вообще преступление. Но спорить не
решалась. Да и замуж Кики не хотела вовсе, лучше животинку завести.
Она и внимания требует, и погулять любит – ничем не хуже
мужика.
– Имя как имя. Ты еще спасибо скажи, что девочкой родилась, а то
папка тебя еще б краше обозвал.
– Кем это? – Кики прищурила правый глаз и с интересом наблюдала
за матерью. Она любила те моменты, когда разговор заходил об отце,
ведь все воспоминания о нем стерлись. А еще Кикилия видела, как
горит румянцем мамино лицо, разглаживаются морщинки в уголках глаз
– никак заглушенная любовь молодила ее ворчливую матушку.
– А я знаю? Может, Кукуцаполь или того хуже, – развела Варвара
руки в стороны и пожала покатыми плечами.
– Как?! Кукуцаполь? – девочка осела на пол, еще больше путаясь в
старомодном свадебном платье, и хохотала до слез, обнажая на
удивление ровненькие и белые зубы. И в кого только пошла?
– Полно тебе, деточка, – Варвара поправила сбившийся на сторону
платок и соорудила из рук надежную подставку под пышную грудь.
Кики успокоилась и стаскивала платье через голову. Конечно, она
могла вынуть пуговицу из петельки, и этот бесформенный мешок
скатился бы к ногам, но девочка спешила поговорить с матушкой, пока
выдалась удобная минутка.
– Ухо-ухо! – завизжала Кикилия и отпустила платье. Затрапезная
материя повисла на острой сережке, грозясь утащить с собой
покрасневшую мочку и спрятать ее от хозяйки.
– Господи, Боже ты мой! – несмотря на свое упитанное тело,
Варвара толстопопым шмелем подлетела к дочке с готовностью
разорвать последнее доказательство ошибки молодости. – Вот и какая
из тебя ведьма после этого?! Кики-Кики, – женщина покачала головой,
наградив кровинку обидным щелбаном.
