Вековые липы, величаво распустив большие ветви, закрывали собой от палящего летнего солнца небольшой палисадник перед зданием врачебно-летной комиссии, стоящим обособленно на территории летного училища гражданской авиации. Присев на старую скамейку, Иван попытался успокоиться. Один шаг, один врач оставался ему. Один рывок – и пройдена врачебная комиссия, пройден этот тяжелый для него этап, далее профессионально-психологический отбор и экзамены, за которые он даже не переживал. Во-первых, конкурс на поступление был небольшой, а во-вторых, он выучил экзаменационные билеты практически наизусть. Невыносимая жара стояла этим летом, и яркое солнце, находясь в самом зените, пыталось расплавить старенький и давно требующий замены асфальт. Волнение не проходило, не помогало ничего: ни глубокое дыхание, ни выкуренные две подряд сигареты, ни таблетки валерьянки, выпитые час назад. Страх холодным комком подступил к горлу и осел где-то в груди, сделал ноги ватными, затуманил сознание и будто полностью овладел его телом. Сделав глубокий вдох, Иван резко встал со скамейки, сделал несколько решительных шагов и потянул скрипучую дверь…
Кабинет отоларинголога был светел и чист. Аккуратность наблюдалась во всем. Даже разбросанные на столе медицинские карты, шариковые ручки и прочие канцелярские принадлежности своим хаосом словно составляли порядок и закономерность. Яркие лучи солнца, пробиваясь сквозь листву деревьев, заслонявших окно, освещали весь кабинет и отражались солнечными зайчиками от медицинских инструментов, которыми проверяют кандидатам для поступления, курсантам и пилотам горло, нос и уши. Несмотря на наполненность помещения летним солнцем, на письменном столе горела настольная лампа. Она своим ярким искусственным светом, казалось, выбивалась из аккуратности и естественности этого кабинета. «Зачем она горит, если так светло?» – думал Иван, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди…
За столом сидели две женщины: непосредственно сама врач и медсестра. Врач, немного полноватая дама, смотрела на Ивана в упор. Ее выражение лица и острый поверх очков взгляд выдавали охотника, который наконец-то загнал зверя в тупик. Медсестра, женщина лет пятидесяти, что-то писала в медицинскую карту, и создавалось впечатление, что все происходящее ее не интересовало, хотя еще за пять минут до этого она с любопытством слушала речь Ивана и удивлялась, почему с таким дефектом тот пришел поступать в летное училище гражданской авиации.
– Итак, Иван, – резюмировала врач. – Я тебе еще раз повторяю, что ты не годен, тебя нельзя брать в воздух. Вот представь себе, вдруг что-то случится, и ты не сможешь в это время вести радиообмен. Из-за тебя пострадают люди и дорогостоящая техника. Извини, но я не могу пропустить тебя, это слишком большая ответственность. Галина Федоровна, дайте мне его карту, – оторвав от него взгляд, обратилась она к медсестре.
Иван понял, что в этом году он не поступит. Чудес не бывает! Тупое чувство обиды подкатило к горлу, слезы подступили и больно резали глаза. Он держался как мог.
– Можно я еще раз попробую прочитать эти предложения? – с обидой в голосе выдавил он, понимая, что все кончено.
