Красивая ухоженная брюнетка сидела на высоком барном стуле и
задумчиво крутила пальцем смартфон, катая его из стороны в сторону
по гладкой, блестящей поверхности.
Ее раздражало все, абсолютно. Громкая музыка, слащавый бармен,
люди, снующие вокруг. Мать с постоянными расспросами: где, что и
как. Друзья тоже раздражали. До зубовного скрежета: сидят, ржут над
какими-то глупостями. Сборище идиотов.
Но больше всех бесила Даша. Дашенька. Дашуля, мать ее. Лучик
света, бл*дь, в темном царстве. Подруженька ненаглядная! Нацепила
синий облегающий комбинезон, обтянула задницу свою круглую и
накручивает ей, прикрыв глаза, плывя по музыке, приковывая к себе
чужие взгляды. Балерина хренова! Что уж талант впустую тратить,
разделась бы догола да к шесту. Все мужики слюной пол зальют.
Глядишь, денег бы состригла.
Еле подавив брезгливую гримасу, Алена отвернулась от танцпола.
Медленно выдохнула, растирая виски. Надо успокоиться, взять себя в
руки. Как же все бесит!
— Текилу, пожалуйста, — сказала бармену.
— Чего? — он, не расслышав ее из-за громкой музыки, склонился
ближе, вызвав новую волну раздражения.
— Текилу! — рявкнула она, недовольно сверкнув глазами. Понаберут
идиотов!
Через минуту перед ней уже стоял напиток.
Еще раз бросив презрительный взгляд на подругу, плавно
двигавшуюся под музыку, почувствовала, как зубы свело от злости, и
залпом опрокинула стопку.
— Ненавижу, — тихо, на выдохе, сквозь стиснутые зубы.
Когда это все началось, она уже не помнила. Наверное, еще в
школе, в средних классах, когда мальчики начали засматриваться на
девочек. И большинство в качестве объекта воздыхания почему-то
выбирали Дашу. Высокую худую девочку в потертых джинсах, без
косметики, с волосами, стянутыми в конский хвост.
Тогда впервые кольнуло сердце от обычной человеческой зависти. В
Никитиной не было ничего особенного. Тогда почему они все за ней
увивались?
Уже позже, в старших классах, встречаясь с парнем, Алена
ненавязчиво задала вопрос, что он думает о Даше. Тот, не
задумываясь ни на секунду, ответил, что такую хочется схватить и
унести в свое логово.
Такую — это какую? Фигуристую, осанистую? Так ведь и у нее самой
такие перегибы, что любая позавидует. Тонкая талия, крутые бедра и
пышная грудь, куда более приятная взору, чем Дашкина скромная
двоечка.
Красивую? Таких красивых навалом…
— У нее свет в глазах. Смотришь и хочется утонуть, — пояснил уже
другой парень, с которым встречалась в универе.
Что там светится? Лампочка Ильича? Факел на слоновьем жире?
Алена перевела сумрачный взгляд на свое отражение в зеркале,
висящем напротив стойки. Хмурая темнобровая красивая шатенка.
Ничуть не хуже Дашки. Даже лучше. Только почему все всегда тянуться
к Никитиной?
Их «дружба» походила на тандем немого и слепого. Даша не
замечала растущего с каждым днем раздражения, продолжая порхать
беззаботной радостной птицей, а Алена молчала, с мазохистским
кайфом травя себя и разжигая в душе ненависть.
Почему так? Непонятно. Дашка всегда была приветлива, открыта,
заботлива, никогда не уводила у Рыжовой парней и не делала
гадостей. Девочка-одуванчик. С ней даже поругаться не получалось,
потому что во всех конфликтах Никитина выступала миротворцем.
Аленина мама тоже любила Дашу. Стоило только подруге прийти в
гости и все — болтали, как подружки, а ей приходилось сидеть в
стороне и наблюдать, как дорогая подруга секретничает с матерью. От
этого становилось еще противнее и еще сильнее разгоралось в груди
темное пламя.
— Аленка, пошли танцевать!
Погрязнув в своих мыслях, она пропустила момент, когда Даша
оказалась рядом и приобняла за плечи.
Едва сдержав отвращение, Алена прохладно произнесла:
— Нет желания.
