Яна вдруг четко представила два набора цифр на черном граните надгробья: день своего рождения – и сегодняшнюю дату. Гравировка на полированной поверхности, позолота букв, все так четко, будто камень уже существует… Как предупреждение ей! И на миг Яне захотелось внять этому предупреждению, поверить, бежать прочь, наплевав на свои обещания и возможный позор.
Но она заставила себя остаться на месте. Она никогда не поддавалась капризам и слабости – и сегодня не поддастся! Ведь если бы она потакала беспричинному волнению, она никогда бы не стала чемпионкой, не построила карьеру, не получила бы все, что имеет сейчас. Яна всегда гордилась своей железной волей, которая и теперь помогла ей унять тревожный голос инстинктов и мысли о смерти. Ну что такое инстинкты? Они у каждой обезьяны есть, не хватало еще вести себя как перепуганное животное. Что же до мыслей о смерти, это и вовсе глупость, детский сад какой-то. Не будет никакой смерти. Яна не первая, кто проходит через процедуру – и уж точно не последняя! Ее окружают люди, которые проделывали такое не раз, они сами это пережили, все будет хорошо.
Но как же все-таки страшно… Вопреки всем доводам разума – страшно, этого Яна отрицать не могла. Она заставляла себя нервно улыбаться, часто моргала, чтобы слезы не сорвались с глаз, однако унять дрожь и напряжение не получалось. Скрыть тоже не получалось: сложно что-то скрыть, когда на тебе нет одежды. Яна пыталась вспомнить, когда последний раз сталкивалась с такой болезненной уязвимостью, и не могла. Но она должна это выдержать, это такое же испытание, как соревнования, и она обязательно вновь станет лучшей!
Яна понятия не имела, где находится, ей не позволили узнать. Оценить размер зала, в который ее привели, она тоже не могла, слишком уж темно здесь было. Свет давали только свечи, тонкие, черные, и их золотистое сияние рассеивало мглу на небольшом участке, а дальше бал правила вечная ночь: окон то ли не было, то ли их завесили очень плотными шторами.
Да и времени на осмотр у Яны толком не осталось, когда ритуал начался, ее не оставляли в покое, рядом постоянно кто-то находился. От этого должно было стать легче, она ведь знала каждую, кто пришел сюда! Только вот легче почему-то не становилось. Это были те самые женщины, с которыми она общалась много месяцев, и как будто не они… Дело даже не в том, что все они были в одинаковых белых платьях, закрывавших их от шеи до ступней, и только Яне пришлось полностью раздеться, это она еще могла выдержать, она всегда гордилась своим телом. Куда больше ее смущало то, как изменились их лица, их взгляды… Она впервые подумала о том, что, возможно, доверилась людям, которых совсем не знает.
Больше не было ни теплых улыбок, ни поддерживающих слов. Ей просто говорили, что делать, и она подчинялась. Львиная доля ее энергии была направлена на то, чтобы заглушить голос инстинктов, не поддаться, не убежать. На другое просто не оставалось сил, Яна позволила себя вести. Нужно потерпеть не так много… И все-таки почему они смотрят на нее так странно? Как будто знают больше, чем сказали ей, как будто сожалеют – или злорадствуют? Или всё сразу? Нет, это неправда, просто ее воображение… Оно хочет, чтобы она поддалась, чтобы стала слабой и никогда не простила себя за этот позор. Яна упрямо улыбалась, постоянно, широко, шире, чем когда ей действительно было весело. Она побеждала собственную природу и лишь в этом находила утешение.
Ее уложили на стол – мягкий, похоже, массажный, накрытый простыней и потому не особо холодный, но Яна все равно вздрогнула. Она знала, что будет дальше. На коже проступила испарина, тело, в отличие от разума, слушало инстинкты, оно хотело бежать все сильнее… Скоро у нее отняли такую возможность.
