— Иванова! Вы читали то мракобесие,
которое скопировали из интернета?
Станислав Измайлов зыркнул на меня с
такой жалостью, будто на моем лбу было написано: «Больна на всю
голову и лечению не подлежит».
— А что не так?
Я с сожалением оторвалась от
тетрадки. Эх, такой узор красивый получался, без единого отрыва
ручки от бумаги. Теперь уже не повторю.
— «Полная версия реферата доступна
после оплаты», — зачитал он с расстановкой. — Иванова, кому
заплатить, чтобы я ознакомился с полной версией?
Братья по несчастью — всего нас в
кабинете сидело семеро — нервно хихикнули. Углубленный сопромат не
давался нам от слова совсем. Шла пятая пересдача. Шестую я не
переживу, потому что уже не знаю, что выдумать и где скачивать. Без
вариантов. Или беру экзамен штурмом, или отчисляюсь.
Профессор показательно выбросил мою
курсовую работу в мусорное ведро, что стояло под его столом, и
открыл следующую. Кажется, всё-таки отчисляюсь.
— Семенов, вы не сдадите предмет,
если будете продолжать писать «РастЕжение». Ещё и «металлов» через
одно «л». Свободны.
Миша Семенов, добродушный увалень,
без претензий встал и направился к выходу, помахав нам на прощание
ручкой.
— Иванова, вы тоже можете идти, —
буркнул преподаватель-тиран, вчитываясь в работу следующей
жертвы.
Эх, а ведь когда-то он мне нравился.
Помню, как началась первая пара, и в кабинет вошел симпатичный
мужчина в костюме. Я мельком сделала его фото и отправила подружке.
Смотри, мол, какой лапочка. Не старый ещё, лет тридцати пяти.
Легкая небритость, выразительный взгляд, идеальная осанка. А
главное — и не скажешь, что преподаватель.
Вскоре оказалось, что он не лапочка,
а высокогорный козел, который влюблен в свой сопромат по уши. Не
удивлюсь, если он спит с ним ночами в обнимку.
Фу, блин.
— Не, я, пожалуй, останусь, —
сказала тихонечко.
— А смысл? — Станислав Тимофеевич
склонил голову набок. — Дайте определение второй теории
прочности.
Мамочки. А что, была ещё и
первая?..
Я оглянулась на братьев по
несчастью, но те потупили взоры и не высовывались. Авось их минует
взрывная волна преподавательского гнева.
— Иванова, как вы доучились до
третьего курса? — вздохнул Измайлов, когда молчание непростительно
затянулось.
Как-как. С трудом, слезами и в
постоянном страхе быть отчисленной. Как ещё может учиться
единственная девушка на потоке? Я-то по наивности считала, что у
меня будут привилегии, ибо мальчишки падут ниц перед моим
очарованием.
Ага, ща.
Меня в первый же месяц окрестили
«своим парнем», поэтому в качестве девушки не расценивали и
помогать отказывались.
— Просто мне не дается сопромат, —
произнесла с вселенской тоской. — Я очень стараюсь, но всё
впустую.
— Стараетесь? Неужели? Ну-ка,
посмотрим.
Он схватил мой конспект быстрее, чем
я среагировала, и раскрыл на середине. Ох, зря, потому что ведение
тетрадей никогда не было моей сильной стороной.
— Изгиб – это вид деформации, при
котором происходит… А дальше многоточие. Вас не хватило даже на
определение изгиба? — он перелистал страницу. — О, стишки пошли.
Туманным вечером в садуя встретил девушку одну…
А продолжение? Что ваш герой натворил с этой девушкой?
— Отдайте! — Я покраснела до
кончиков волос и вскочила из-за парты.
Опрокинутый стул бухнулся на пол с
грохотом. Я подлетела к Измайлову, но садист не прекращал
зачитывать выдержки из моих записей. Язвил. Наигранно
восхищался.
Ах, так?!
Я кинулась на него, вереща как
ободранная кошка, пытаясь вырвать тетрадь.
— Иванова, вашу…
Измайлов не удержался на ногах, и мы
оба полетели вниз. Ребята поднялись с мест, но помощи не
предлагали. Так и стояли, раскрыв рты от изумления. Кто-то
потянулся за мобильным телефоном.
А я сидела верхом на профессоре и
думала, что экзамена мне не видать. Причем никогда.
