Лёжа на старом топчане, подложив руки под голову, Эрвин
приморозился взглядом к трещине на потолке. Транс под названием
«даже не попрощалась» продолжался несколько часов.
Соня исчезла, оставив после себя лишь измятую кровать и чуть
уловимый запах морозного утра. Никому он не поверил бы, что Соня
могла так поступить.
Но осиротевшая комната служила доказательством его самообмана.
Переступив порог, Соня не вспомнила о нём, не оглянулась, не кинула
прощального взгляда. Вновь и вновь Эрвин возвращался в прошлое,
вспоминая, как испуганная дрожащая Авивия прибежала к нему с
новостью о том, что Соня сбежала через окно прямо в ночной
рубашке.
Пылкая речь матери обратила Эрвина в соляной столб. По мнению
Авивии, сын должен был броситься на поиски беглянки, выспросить
подробности, выразить хотя бы толику удивления, а он молча уселся
на табурет и просидел неподвижно, пока она не окликнула его. От
окрика Эрвин очнулся, встал, рассеянным взглядом окинул комнату и
ушёл.
Испуганная Авивия застыла у порога, вопросы, рвавшиеся с языка,
обернулись страшным осознанием. На улице не вспыхнула молния, гром
небесный не расколол землю, но мать в секунду прозрела. Она
покачнулась, рукой ухватившись за дверной косяк.
Её сын связался с дверницей. Она хотела закричать от ужаса, но
только хватала воздух побелевшими губами, чувствуя, как в груди
разрастается паника и бешено колотится сердце.
История их семьи, сделав круг, вернулась к тому, от чего бежала
много лет назад. В игру вступило новое поколение, чтобы попасть в
место не пройдённого урока. Кто-то невидимый расставил фигуры на
доске, и сейчас собирался доиграть незаконченную партию.
Вглядываясь в события прошедших лет, преодолевая инерцию
сознания, Авивия заново шла к себе. Где она настоящая? Почему живет
с человеком, которого не любит? Для кого выдумывает все эти
оправдания?
Для себя.
Два десятка лет Авивия Вышнева носила маску, под которой
скрывала истинное лицо, потому что путеводными звездами в пути
стали страх и разочарование. Они заставляли предавать себя раз за
разом, всё глубже погружая в трясину безысходности. Авивия подошла
к черте, когда не было сил притворяться, но стать смелой не
получалось. Она не пыталась никого учить и менять, ей хватало самой
себя.
Когда-то Авивия страстно любила мужа, из-за него отца обвинили в
дверничестве, и он погиб. Авивия взяла фамилию матери, откинула
прошлое и закрыла сердце на замок. С той поры радость покинула её.
Нынешняя жизнь предстала перед ней как на ладони: пустой и
бессмысленной. Она хотела быть счастливой, но не смогла. Страх
сломил её волю, подчинил, направил по чужому пути. Сегодня страх
подобрался так близко, что у Авивии кружилась голова, и не было ни
одной ясной мысли.
Но даже сейчас, ощущая тоску и зловещие предчувствия, Авивия
страстно желала содрать приросшую намертво маску, преодолеть панику
и смятение.
«Папа, как мне тебя не хватает, ты был таким мудрым. Что мне
делать, папа?» —Авивия вытерла слёзы и взяла в руки игрушечного
человечка. «Надо унести его в лавку, — подумала она, — там будет
лучше среди игрушек».
Мысль об отце перебил Дурмитор, заглянувший в комнату. Увидев
плачущую жену, он недовольно поджал губы и, громко топая ногами,
отправился на поиски съестного. Зря он связался с женщиной, сын
которой хуже драконьей отрыжки. Никогда не знаешь, что от него
ждать. Взрослый мужик всерьёз боялся юнца, — и не напрасно,
чувствовал за ним силу. У семейки жены имелись секреты, способные
целиком проглотить любопытного зеваку.
Мнительный Дурмитор боялся приближаться к тайнам семейства,
придерживаясь стратегически важного принципа, меньше знаешь —
крепче спишь. Ему всегда хотелось вести размеренную, спокойную
жизнь с геранью на окне, горячим супом в кастрюле и покладистой
молчаливой женой — хранительницей домашнего очага. Но у
судьбы-злодейки на столь достойного мужа были иные планы. При всех
достоинствах Авивии, которая, действительно, являлась примерной
женой, Дурмитор ощущал себя мухой, попавшей в горячо желанный
суп.
