В разных мирах народы имеют поверья о перерождении души.
Разумеется, эти верования различаются между собой, но суть их
едина: душа живого существа не привязана к телу — она бессмертна, в
отличие от материального хрупкого носителя. И раз за разом она
возрождается в новом теле на своём пути к
самосовершенствованию.
У подобных верований имеются основания: люди не могли не замечать,
что всё живое неуклонно стремится к развитию, усложнению, тогда как
неживая материя стремится к разложению и увеличению хаоса. По мере
развития миров их учёные видели, что вся материя — и живая, и
неживая — состоит из одних и тех же простых частиц, но живая имеет
существенное отличие: она одушевлена. Наличие души почти во всех
мирах считалась основным признаком живой материи, остальные
признаки были второстепенны, потому как жизнь вполне могла
существовать без одного или двух из них, а вот без души — не могла.
Даже у простейших организмов есть некое подобие свободы воли,
притом что отсутствует сознание — в том смысле, в каком оно есть у
разумных существ. А раз у существа есть свобода воли, то есть и
душа. А раз есть душа, то ей свойственно это стремление к развитию,
которое свойственно всему живому, всему одушевлённому. Но что, если
душа в одной из жизней совершит массу ошибок, пойдёт по пути
жестокости, разложения — столь губительном для неё само́й? Будет ли
у неё шанс излечиться, исправиться?
***
Перед стенами дворца, казалось, собрались жители не только столицы,
но и всей империи — и это несмотря на раннее утро. Людское море не
имело краёв, выплёскиваясь далеко за пределы города. Но не было
привычной для толпы толкотни, ругани, возмущённых возгласов: все,
затаив дыхание, следили за тем, что происходило на сооружённом
возле дворца высоком помосте. Тонкая женская фигурка в богатых
одеяниях была хорошо видна и дальним рядам зрителей. И только те,
кто оказался за стенами города, не имея возможности наблюдать —
прислушивались к реакции впереди стоя́щих.
Императрицу в представшей перед народом девушке можно было узнать
только по её наряду и крупному медальону на груди. Основной символ
власти — высокая и тяжёлая корона - остался где-то во дворце,
откуда свергнутую императрицу притащили на народный суд.
Ветер безжалостно трепал длинные чёрные волосы женщины — словно уже
наказывал её, не дожидаясь вердикта людей.
Главный советник зычным голосом зачитывал список преступлений —
реальных и выдуманных.
Народ внимал.
Императрица презрительно усмехалась.
Закончив свою речь, советник дал последнее слово обвиняемой.
Женщина шагнула вперёд и её властный голос, усиленный магией,
разнёсся по городу:
- Вы думаете, что, свергнув меня, вы получили хороших и
справедливых правителей? Считаете, Совет лучше императрицы
справится с управлением страной? Но задумайтесь: если один волк
убьёт другого, что это будет значить для стада овец? Думаете, они
станут членами волчьей стаи? Как бы не так: они как были обедом,
так им и останутся. Сменится только охотник.
- Ты смеешь сравнивать народ с овцами, а Совет — с волками? —
взревел главный советник.
- Разумеется, нет, — ухмыльнулась ему в лицо императрица, — в
данном случае волчицу одолела свора шакалов.
Советник в ответ хлестнул женщину по лицу, отчего её голова
дёрнулась, а сама бывшая императрица едва удержалась на ногах.
Столпившийся на площади народ издал многоголосый негодующий
возглас: императрицу не любили и боялись, но поступок советника
возмутил людей. Тот и сам понял, что может потерять симпатии толпы,
и поторопился закончить этот фарс, зачитав приговор.
На помосте советника сменил палач, свистнул меч — и жизнь последней
правительницы империи прервалась.