«Каждый человек искренен наедине с
самим собой;
лицемерие начинается, когда в
комнату входит кто-то ещё»
Ральф Уолдо Эмерсон
Пролог
Светлело. Холодное осеннее утро было олицетворением её
состояния. Из окна, к которому передвинули односпальную кровать
Миры около месяца назад, виднелось пасмурное небо. Хотелось
раствориться в нём. Стать одним целым с негреющими лучами солнца,
временами прячущимися за тучами. Чёрные, как угольки, и густые,
озаряемые блеском молний, они нависали над городом. Ей хотелось
стать никем. Потерять своё имя, забыть свой возраст. Прошлое. Оно
будет причинять боль, временами напоминая о себе и мешая жить
настоящим.
Тёмные стены с оборванными обоями лишь усугубляли состояние,
вгоняя в депрессию окончательно. Не имеющая возможности встать с
кровати и вынужденная лежать, она большую часть своего времени
спала. Не помнила, когда в последний раз спускалась на первый этаж
штаба. Её распорядок дня был отвратительно пресным: пробуждение в
семь утра, гигиенические процедуры, смена бинтов, завтрак,
свободное время, обед, снова свободное время, ужин, гигиенические
процедуры, смена бинтов и сон. Айлин помогает Мире, практически
всегда рядом с ней.
– Это меры безопасности, чтобы ты ничего с собой не сделала, —
объясняла так своё присутствие девушка. Очевидно, её Влад подослал.
Не будь она, Мира, обессиленной трусихой, то смогла бы что-то
сделать. Если бы только не боялась боли.
Она иногда думала о смерти. Иногда? Каждый вечер усыпала с
идеями, как можно всё остановить, и просыпалась утром с мыслью, что
приходится вновь смотреть на ненавистные серые стены, бледное лицо
Айлин, потолок с трещинами, тарелки и бинты, пропитанные
лекарствами. Айлин всегда рядом, носит еду и книги, пытается шутить
и подбадривать, но Мира постоянно молчит. Молчит, потому что знает,
почему та тратит на неё своё время; почему помогает. Он ждёт, когда
она восстановится. Ему нужна сила. Когда Айлин понимает, что с ней
не выходит поговорить, она забирает посуду и уходит. Мира остаётся
одна, наедине со своими мыслями. Тишина усыпляет, и она забывается.
Ничего не снится. Сны перестали посещать её после той злополучной
ночи, когда ей показалось, что она наконец-то обрела хоть какую-то
свободу, а её силой выдернули из только обретённого покоя. Айлин не
даёт ей добровольно голодать - не разделяет желания нефилима
умереть от истощения. Пока сонливость не настигла Миру, она читает
книги, лежащие на тумбочке. Она засыпает днём - лампа не горит. Она
просыпается вечером, когда солнце зашло за горизонт – тёплый
тусклый свет, от которого уже болели глаза, разливается по комнате,
разгоняя тьму. Мира никогда не видела, кто включает лампу, но её
это не настораживало. Не было никаких эмоций. Пустота в душе росла.
Когда знаешь, что скоро умрёшь, и когда понимаешь, что это
неизбежно, куда-то пропадают чувства. Она знала, что так не у всех.
Так было у неё. Более того, она была готова к смерти. Это
единственный способ вырваться на свободу из этого места, поэтому
убив её, Влад сделает ей подарок. Учитывая, что рана почти
затянулась, до последней встречи с ним осталась неделя. Самое время
вспомнить, с чего всё началось. Очередной раз.
Отчаянные крики, наполненные первобытным ужасом и
раздирающие душу всякого, кто их услышит, вихрем разносились над
дорогами старого, потрёпанного временем городка, сметая всё на
своём пути. Городок этот был расположен чуть ли не в самом центре
древнего тёмного леса, близ которого растекалась широкая, таящая в
своих глубинах жуткие секреты, река. По пустынным улицам бродил
седовласый декабрь. На остывшую поверхность земли обильно сыпался
крупными, хрустящими хлопьями снег. Жгучий мороз же то и дело
подрумянивал щёки и носы прохожих. Смутные и тёмные времена настали
в этих местах - времена, которым суждено затянуться на не одну
тысячу лет. Слагались об этих местах самые разные легенды, начиная
от безобидных историй и заканчивая страшными сказками на ночь,
кровь от которых стыла в жилах. И никто не знал, где правда, а где
вымысел.
