Весна в Санкт-Петербурге похожа на мягкую европейскую зиму: снег уже сошел, на газонах вроде бы трава, но воздух почти не прогревается, солнце – все еще редкое явление, а с неба без конца капает, а то и откровенно льет дождь.
Если не жить в этом городе постоянно, трудно себе представить, что в нем случаются и погожие дни, и лишь аборигены, хладнокровно таскающие в сумках зонты в любой сезон, умеют радоваться коротким периодам действительно хорошей погоды, которые нет-нет да и сваливаются на Северную столицу.
Но в этот день, думала Алла, осторожно ступая в редкие места между лужами, стараясь не намочить обувь, несложно вообще позабыть о том, что на дворе, между прочим, апрель!
– Доброе утро, Алла Гурьевна! – услышала она неоправданно радостный голос, без сомнения принадлежавший Анне Яковлевне Сурдиной.
Доносился он из-за насыпи, за которой, судя по описанию Антона Шеина, располагалось место преступления.
– Зря вас не предупредили, что лучше надеть резиновые сапоги!
«Это точно!» – сквозь зубы процедила Алла, взбираясь на насыпь.
И как это судмедэксперт ее углядела? Ведь сама она ее не заметила, пока не оказалась наверху.
– Я услышала ваши шаги, – ответила Сурдина на ее невысказанный вопрос. – Знала, что вы должны подъехать, и потом, вы так громко шлепали по лужам, что…
Она осеклась и покраснела – удивительно, но некоторые люди сохраняют эту милую особенность до конца жизни, хотя у большинства способность заливаться краской с годами проходит.
Алла предпочла сделать вид, что ничего не заметила, но ее задели слова эксперта.
Ей начинало казаться, что диета и физические нагрузки дают результаты. Весы радовали почти что каждую неделю, диетолог Добрая одобрительно кивала при встречах и говорила, что желаемый результат похудения не за горами, Алла начала влезать в модную одежду…
А для людей комплекции Сурдиной, выходит, она по-прежнему оставалась женщиной-горой, слонихой, бегемотихой?!
Судмедэксперт тихо кашлянула и неловко дотронулась до ее руки.
– Алла Гурьевна, вы уж меня простите за бестактность! – проговорила она. – Я ничего такого не имела в виду, просто ваша обувь…
– Да ладно, мы же обе в курсе, что дело вовсе не в обуви! – махнула рукой Алла. – Очевидно, мне никогда не стать легкой, как пушинка… ну, как вы, Анна Яковлевна!
– Так это же хорошо, Алла Гурьевна!
– В смысле?
– Вы хотя бы представляете себе, каково иметь вес сорок четыре кило?
Разумеется, Алла не могла такого представить.
– Каково, когда в общественном транспорте тебя бесцеремонно хлопают по плечу и обращаются: «Эй, мальчик»? – продолжала между тем Сурдина. – Это притом что мне уже, пардон, шестой десяток! Или когда лифт отказывается ехать, потому что не «чувствует» человека внутри себя и упрямо стоит в ожидании пассажира с «нормальным» весом?! Когда обувь приходится заказывать за границей или покупать в детских магазинах… Ах, Алла Гурьевна, вы – счастливая женщина, хотела бы я быть на двадцать кило тяжелее и сантиметров на десять повыше!
Алла никогда не смотрела на эту проблему с точки зрения Сурдиной, а та, оказывается, тоже недовольна собственной внешностью? Ну да, судмедэксперт, мягко говоря, не красавица, но как же Алле хотелось выглядеть такой же хрупкой и изящной!
Она воспрянула духом и по-деловому поинтересовалась:
– Ну, так где наш труп?
– Так вон он, под елочкой! – махнула рукой Сурдина. – Пошли, только осторожненько, Алла Гурьевна, тут почва глинистая, мокрая, в любой момент обвалиться может!
Небольшое озерцо, в котором обнаружили тело девушки, располагалось сразу за насыпью. Алла увидела копошившихся возле трупа людей.
Она обладала стопроцентным зрением, а потому сразу же углядела капитана Шеина, старшего оперативника опергруппы, с которой работала Алла. Он стоял чуть в сторонке и жевал губами незажженную сигарету.
