Проснувшись, Мономах некоторое время лежал в кровати, глядя в потолок и прислушиваясь к звукам снаружи. Несмотря на позднюю осень, в саду пели птицы. В городских парках в это время года обычно стоит мертвая тишина, прерываемая лишь воплями ворон и изредка чириканьем воробьев: такое впечатление, что пернатые, напуганные приближением зимы, стараются не шуметь, дабы не навлечь на себя неприятности. Здесь, далеко от города, жизнь течет иначе и птичье пение сопровождает людей круглый год. Меняются лишь исполнители. Летом это соловьи, щеглы, зяблики и певчие черные дрозды; осенью – дрозды-рябинники и скворцы, зимой – свиристели и воробьи, ну а весной – разнообразный хор птичьих голосов, различить которые может только специалист-орнитолог.
Сейчас за окном стрекотали синички, где-то в лесу трещали сороки, и время от времени взрывалась воплями одинокая ворона. Пара таких жила неподалеку, и иногда они залетали в сад, чем приводили в неистовство попугая Капитана, в теплое время постоянно проживающего в авиарии на улице. Вороны проявляли к нему большой интерес, видимо интересуясь, каково это чудо на вкус. Капитан был весьма сообразительным питомцем и не приближался к прутьям авиария, чтобы не оказаться в непосредственной близости от хищников. Но он и не прятался, не жался в уголочек, совсем наоборот: попугай либо орал песни из репертуара Марка Бернеса, которым обучил его предыдущий хозяин[1], либо выделывал замысловатые коленца, крутясь на жердочках или на большом цветном кольце. Похоже, на ворон это производило впечатление, потому что они подолгу наблюдали за его выкрутасами сверху, сидя на деревьях за забором.
Но теперь стало слишком холодно, и Капитан передислоцировался в гостиную, где Сархат соорудил для него насест и разместил игрушки, которые попугай обожал. Лежа в постели, Мономах мог слышать клокочущие звуки, издаваемые скучающей птицей.
Определенно, есть своя прелесть в том, чтобы спать и пробуждаться в одиночестве. Во-первых, в кровати ты сам себе хозяин: никто среди ночи не тянет одеяло на себя, не толкает тебя ногами и не возмущается, если ненароком всхрапнешь. Во-вторых, проснувшись, можно валяться, глядя в потолок, и никто при этом не отвлекает тебя разговорами на темы, которые тебя совсем не интересуют! С другой стороны… Ну, может, все это не так уж и здорово. Видимо, дело в том, рядом с кем ты просыпаешься по утрам. Если это правильный человек, тебя ничто не беспокоит и все интересно…
С того дня, как он в последний раз спал не один, прошло несколько месяцев. Конечно, он говорил себе, что нельзя заводить романов там, где живешь или работаешь! Избегать встреч с Анной Нелидовой, его начальницей и по совместительству любовницей, невозможно, ведь они видятся в больнице – к счастью, по большей части в присутствии других людей. Анна, без сомнения, хочет «продолжения банкета», о чем недвусмысленно намекает каждый раз при встречах и по телефону, и приходится врать о катастрофической нехватке времени и об усталости или придумывать более экзотические отговорки. Собственно, не такое уж это и вранье: Мономах честно старался сделать так, чтобы у него не оставалось ни минуты свободного времени!
Удачно так совпало, что из Комитета по здравоохранению «сбросили» очередную порцию квот, которые кровь из носу требовалось реализовать до конца декабря. Как водится, сделали это за два месяца до Нового года, а очередь из нуждающихся в операциях по замене суставов, если ее растянуть в одну линию, выстроилась бы от больницы до границы с Финляндией! Отделения Мономаха и Тактарова работали без передышки, с утра до ночи, и все равно сомнительно, что они справятся. Так что у Нелидовой хоть и есть причины жаловаться, но она не может винить Мономаха в том, что он ею пренебрегает.