Мэдмакс (цикл «Чистильщики пустошей»)
– Хочется жить? – Она провела черными острыми ногтями по рукаву, тут же расползшемуся длинным разрезом. – А?
– Кому же не хочется-то? – Голова оставалась тяжелой, и жутко пересохло в горле.
– А не лез бы ко мне, все осталось бы как есть. Прожил бы себе долго и счастливо… возможно. Нашел бы себе бабу, завел бы детишек. Так нет, надо таким как ты обязательно пытаться жить другим.
– Я детей не ем. Наверное, поэтому ко мне и не лезет никто.
– Ну-ну… – движения было не уловить, тонкие и острые клыки щелкнули у уха, коснулись шеи рядом с пульсирующей под кожей кровью. – Страшно тебе, ой, да как сильно то…
Страшно? Очень. Особенно, когда рядом такая, как она.
Смертельно опасная. Пахнущая чем-то сухим и резким. И кровью, въевшейся в ее кожу, язык, губы и зубы. Сдается мне, что накатывающей паники могу даже и обоссаться.
Уловить ее движение в полутьме казалось практически нереальным. Даже такому засранцу, осчастливленному природой и геномом, как я. Узкие щелочки зрачков совершенно неуловимо оказались прямо перед моим лицом. Пахнуло густой смесью из её рта, и сдержался только из нежелания показать твари свою слабость. Сблевануть, в смысле.
– Что, охотничек… – она фыркнула. – Дорога тебе твоя жизнь, а?
Жизнь…
Жизнь пошла такая, что порой и жить-то не хотелось. То ли дело совсем недавно, казалось бы, живи да радуйся. Вроде, вот-вот, наконец-то, что-то стало налаживаться, люди вздохнули, стали создавать что-то заново. Кто отстроился так, как хотел, скотину завел, семьи росли как на дрожжах. Дети по двору, шум да гам, а старики, помнящие Полночь, наконец-то отдыхали. Кто-то даже начал работать на фабриках и заводах, в мастерских, которые потихоньку полегоньку стали появляться. И вот на тебе, все поменялось в плохую сторону, чуть ли не в одночасье. И сюрпризов в ней, в этой новой жизни, тех, что похуже, стало куда как больше чем еще с десяток лет назад.
Казалось бы – как такое возможно? А возможно, хоть и сдюжили, вытянули, смогли, скрипя зубами и стиснув их в жутчайших усилиях, что-то сохранить и восстановить. Но разве может беда являться в гости одна? Да ни за что, ни в коем случае. Одно, другое, третье. Прорывы эти, как нарывы на нищеброде, вновь вылезали не пойми откуда. Банды росли, как грибы после дождя. Народ в городах еще спокоен, а вдоль трактов, в глуши, на выселках?
– Эй, землячок, куревом не богат?
Надо же, табак ему подавай.
– Нет.
– А что ты такой дерзкий, сосунок?
– Да стой ты, Леший…
– Дерзкий у тебя в штанах. А я просто уверенный.
– Леший! Это ж…
… х-р-р-р, ткань серых брюк вспухла топорщащимися нитками.
… п-ш-ш-ш, а это уже кровь.
– А-а-а!!! – а это, как не сложно догадаться, крик пострадавшего. А что, любезный, ты полагал, что все так просто? Да и друг тебя останавливал.
– На! – и товарищ, старательно мотающий рукав собственный рубашки вокруг бедра, ловко поймал золотой. Молодец.
Хозяин? Да, да, он начал ссору первым. Спасибо. Так все ж уже почти затерли, ну? Ну, и что, что кровь? Кровь… кровь не вода.
В человеческом теле около пяти литров крови. Возможно больше, возможно меньше, люди-то разные. Ну как, например, может быть одинаковое количество литров у малыша и взрослого дядьки? Но факт остается фактом, без жидкости красного цвета не жить. Ее потеря превращается в смерть, это простейшая и понятнейшая аксиома.
Кровь проходит через наш организм по венам и артериям. По первым кровь возвращается в сердце, идя не под самым высоким давлением, по вторым, наоборот, кровь идет обогащенная кислородом, и давление неизмеримо выше. При повреждении бедренной, либо плечевой артерий, смерть от кровопотери наступает в течении двух минут. Если кровеносные сосуды раскурочены в хлам, то еще быстрее. Повредить артерии и вены не так-то просто, на самом деле. Если, конечно, рядом не происходит что-то страшное, или кто-то вдруг специально не решит помочь человеку потерять как можно больше крови. Если желание присутствует, то всегда есть вариант, что тот, кто захочет ее выпустить побольше, умеет это делать. Либо обучен специально, либо умеет это делать по самой своей природе.
