Земля Русская, Киев
12-е лето Святославово
[1]Шагнув в ворота, Правена охнула и попятилась, отчего наткнулась спиной на Витляну.
– Святы деды!
И было чего испугаться – посреди двора стоял Один. Выглядел он как рослый, плечистый мужик лет сорока или чуть больше, с густо загорелым, обветренным лицом, с побелевшими рубцами многолетней давности, а правый глаз его закрывала старая повязка из потемневшей кожи. Скрестив руки на обнаженной груди, так что мышцы на плечах вздулись буграми, он пристально смотрел на девушек в воротах, и его взгляд ощущался как острие копья, нацеленное прямо на тебя.
– О! – Витляна выглянула из-за ее плеча. – Не бойся. Он здесь живет. Он нас не тронет. Ну, наверное.
– Кто это? – Изумленная Правена медлила, не решаясь войти во двор.
– Это какой-то человек… он когда-то очень давно был в дружине Хельги Красного, ходил с ним во все его походы по южным морям. А недавно вернулся, нынешней весной. Пестрянка его снова приняла в дом.
– Девы красные, заходить будете? – осведомился челядин, отворивший им дверцу в воротной створке.
По всей повадке его читалось: раз уж пришли, занятых людей от дела оторвали…
– Заходи, ну! – Витляна слегка подтолкнула Правену.
– Удхол, банаат! – обратился к ним одноглазый, но тут же добавил на северном языке: – Заходите, девушки.
Хриплый голос его звучал грубо, но чувствовалось, что он пытается сделать его любезным.
– Хейльду![2] Я не тролль из Хель и не драуг из кургана. Мое имя – Агнер, а прозвище мое вы угадаете сами. Оно начертано у меня на лице острым мечом сарацина.
Пока он говорил, две девушки, опомнившись, прошли в ворота и остановились перед Агнером, во все глаза его разглядывая – особенно Правена, видевшая его в первый раз. Витляна, как племянница хозяйки, уже бывала здесь, и он попадался ей раз-другой. Она не была любопытной, но такой человек кого угодно заставит обернуться.
– Агнер… Одноглазый? – предположила Правена.
– Мазбут! Истинно так! – Агнер ухмыльнулся в бороду – русую, с проблесками седины и двумя-тремя косичками, на которые были надеты серебряные бусины. Длинные волосы тоже были заплетены в несколько кос, указывая на его жизненный путь: воинский, в отрыве от какой-либо другой семьи, кроме дружины вождя. – Кого вы здесь ищете – саеду[3] Фастрид?
– Нет, Агнер, зачем им такая старуха? – раздался женский голос со стороны хозяйской избы. – Они пришли за кое-кем помоложе. Сегодня Ярила Зеленый.
– А кто это? – Агнер обернулся к дому. – Разве здесь такой живет?
– Это не человек, это праздник в честь одного бога вроде Бальдра. Сегодня наступает лето[4], и все девушки идут гулять в рощу. Ты еще помнишь, что такое начало лета? Или забыл в тех краях, где кроме лета и нету ничего?
Под навесом стояла сама хозяйка дома – Пестрянка, как ее звали с рождения, и Фастрид, как ее прозвал варяг Хельги Красный, ее будущий муж, еще в то время, когда почти не знал славянского языка. Хельги уже почти двадцать лет не было в живых, но Пестрянка продолжала носить варяжское имя в память мужа. Ради той же памяти она и на Агнера смотрела почти с нежностью. Он был из того десятка датчан, которых привел с собой Хельги Красный, когда впервые прибыл из Хедебю в Хольмгард. А было это давным-давно – в первый год, как Ингвар и Эльга начали править в Киеве. Вместе с Хельги Агнер ушел на Хазарское море; через год Фастрид получила весть о смерти мужа, но среди вернувшихся остатков его дружины Агнера не было. Появился он лишь этой весной, вынырнул из гущи печенежского торгового каравана, прибывшего на левый берег Днепра у витичевского брода, да еще привел трех верблюдов, груженных разным дорогим товаром. Фастрид не сразу узнала Агнера – когда они виделись в последний раз, он имел два целых глаза, а к тому же двадцать с лишним лет под раскаленным южным небом, среди превратностей торговых и военных походов между Хорезмом, Багдадом, Царьградом, Итилем и даже Страной Сина, изменили его сильнее, чем если бы он просидел эти двадцать лет в Киеве.
